class="p1">— Присаживайся, Тём. Поговорить надо. Чай?
— Спасибо. — Киваю.
Нечасто вот так мы с ним разговариваем. В последний раз… да когда я ему душу изливал как раз. Кажется, что с тех пор целая жизнь прошла. Тогда я не знал, что делать. А сейчас? — Сейчас я счастлив. Лия говорит, у неё за спиной крылышки. Походу, это заразно. Скоро начну верить в феечек и единорогов искать в небе.
— Девочка твоя сегодня придёт встречать?
Кнопка покорила сердце этого сурового мужика с первого взгляда. Что в первый раз, что вчера, когда она решилась и все—таки приехала меня встретить. Палыч даже устроил для неё мини—представление с показательным боем. Малышка была в восторге.
— Не, она сегодня на даче. Сейчас в душ и сам к ней поеду. Во вторник, если согласится, придет.
— Слушай, Тём, дело такое… — Не понял? Это точно Лихов передо мной? С бледным лицом, и подбирающий слова?! — Азалию твою я расстроил.
— Что? Когда?
Хмурюсь. И чем больше слушаю, тем сильнее хмурюсь. А после вскакиваю и спешно распрощавшись и забив на душ, несусь к тачке. Если Палыч кусок идиота, то я ничуть не лучше. Ведь замечал же огорчение, слезы в глазах. Фото и её дрожащие пальчики. А два плюс два сложить не смог.
Дедушку любит. Идиот! А кого ей любить, если, как оказалось, близких больше нет.
«Ну что ты плачешь? Дома ругают? Нет?».
Помог, блин. Утешил. И ей ничего не скажешь: промолчала. Не то, чем люди хвастаются. Да и не поднимали мы эту тему.
— Я ей о встрече с отцом сказал, а потом отвлёкся. Утром сегодня об общих знакомых узнал. И то случайно.
Сразу на свои места встали слова деда, его беспокойство и их особенная связь, которая бросается в глаза.
Моя маленькая отважная девочка. Моё солнышко. Я теперь для тебя и за отца, и за парня — за всех. Беречь буду. И радовать. Это хрупкое сокровище доверили мне, и у меня нет права подвести свою Кнопку.
***
Охренеть. У забора дома стоит… раз, два… четыре тачки! Это откуда и что значит вообще? Бросаю машину на подъезде, потому что на улочку уже не заехать и пробираюсь к калитке. Ещё вчера малышка показала мне, как открыть её снаружи. А ещё показала, где они прячут запасной ключ.
«На всякий случай», — заявила, важно подняв носик. Смешная. Пока она строила из себя чопорную мадам, я зависал на её губах и думал только о том, как сладко и приятно её целовать. Если у Лафонтена все дороги вели в Рим, то в моём случае все прямые, нарушив законы геометрии, сходятся в одной точке — златовласке.
— Мирон, здоров!
Так, если Дан здесь, то всё становится более—менее понятным. Ежегодная туса, судя по всему, с лёгкой руки Константина переехала на маленький Лиин участок. Интересно, какая у неё на всё это реакция?
— Объяснишься?
Складываю на груди руки и жду. Во—первых и главных, какого хрена я не в курсе?!
— Ша, дружище. Здесь только свои. Без девок. Мы после субботника рванули ко мне, Костян тебя собирался ждать. А потом, короче…
И тут Дан отвёл глаза, а внутри меня что—то оборвалось. Предчувствие? Как ещё это назвать?
— Не ори, уже всё нормально.
— Оху… ренеть, — быстро исправляюсь, — ты успокоил.
— Олька позвонила, что мелкая твоя… в общем, там топорик у нее соскочил и…
— Где она? — Срываюсь с места. По сторонам не смотрю. В груди бешено стучит сердце, а воображение уже подкидывает красочные картинки и они мне ни фига не нравятся.
Толкаю кого—то плечом у входа и влетаю в дом.
— Лия, — ору. — Малышка?
— Тёмик, ты приехал?
Сбоку слышу нежный голос и внимательно взглядом ощупываю хрупкую фигурку. Руки на месте, на лице улыбка.
— Там Дан сказал, что ты…
— Да это Оля панику подняла. Обычная царапина. Мне уже не больно.
— Где?
Получается хрипловато. Потому что испугался за эту глупышку капитально.
Лия делает навстречу ко мне несколько шагов, а я замечаю, что она прихрамывает. Не больно, да? Беру на руки и несу на диван. Устраиваюсь сам, сажая малышку на колени. Задираю, не смотря на её протесты, штанину. Бинт, на котором пятнышки крови.
— Царапина? — Хмыкаю зло, показывая на рану. — Кто бинтовал?
— Сама.
— Ясно. Аптечка где? На кухне?
— Да. А тебе для чего?
— Для нада. Здесь сиди, — говорю, увидев, что собирается встать.
Каждый, кто занимается спортом профессионально, умеет оказать первую помощь и обработать раны. В какой—то момент сам начинаешь уже разбираться, потому что на тренировках и боях прилетает часто и не всегда легко.
Нахожу коробку с медикаментами. Как и везде, в ней тоже четкий порядок. Ещё одно наше совпадение: люблю, чтобы было по полочкам. Этим я в отца.
Возвращаюсь, присаживаясь рядом с врединой. Улыбается, прикусив губу, но молчит. Правильно делает. Я сердит. Куда она там полезла, если я наколол дров и принес. Должно было хватить.
— Вот скажи мне, зачем тебе топор понадобился? А? Меня не могла дождаться?
— Тёмочка, я же не могу всё время на тебя надеяться? Мы хотели растопить баню, чтобы нагреть воды.
— Вот я не девочка, но спрошу. А в кастрюле ты не могла себе воды подогреть? На плите? Или тебе в каких масштабах надо было?
— Вообще—то в масштабах.
— Расскажешь зачем?
— Ну я теплицу мыла. Руки замёрзли в холодной воде, и мы решили нагреть в бане. Заодно бы и прогрели, а вечером помылись.
— Ага, — медленно разбинтовываю ногу, — теплица, вода. Понятно. С дровами тоже. А пацанов во дворе откуда столько? И какого лешего они здесь делают?
— А это не я. Честно—честно. Оля испугалась и позвонила Косте. Он приехал и с ним они.
Поливаю перекисью бинт, потому что он присох к ранке и оторвать резко — сделать больно. Малышка морщится, но улыбается.
— Вообще—то ты зря на них ругаешься. Они перекололи все дрова, сложили их. Вымыли парник, и Богдан даже ветки сухие на яблонях срезал. А сейчас они шашлык делают.
— Ладно, разберемся с этими помощниками. Напугала меня, знаешь, как?
— Как? — Шепчет.
— Вот так. — Беру её ладошку и кладу туда, где для неё гулко стучит сердце. — Чуть не
