что куда хуже боли. Он ведет себя так, будто на меня рухнул потолок, будто мои страдания никак с ним не связаны.
— Так лучше?
Не отвечаю. Собираю последние ошметки гордости — и молчу. Волаглион спокоен. Но поверьте: в каждом вздохе есть потенциал насилия, он чередуется с лаской. Один щелчок — и взрыв.
— Я заходил вчера вечером, — с мнимым раздумьем говорит он, слова рождаются с дымом и кажутся овеянными мраком.
— Разве?
— Где ты была?
— Правда, хочешь знать?
Волаглион сухо задает вопрос сызнова.
— В церкви, — отвечаю.
О, запечатлейте картинку! Лицо его перекашивает, точно на тающей ледяной скульптуре. Думает, что шучу, а я ведь действительно там была. Спрашивала о Рексе. Как оказалось, он иногда исповедовался. Впрочем, ничего интересно священнику он не рассказывал. Зря потратила время.
— Мне послышалось?
— Я молилась. Здесь же икону не повесишь.
— Что, прости?
— И проводила эксперимент. — Он вопросительно поднимает брови, а я продолжаю: — Проклятья на некоторых демонов не действуют, так что перешла на молитвы.
Демон хватает мое запястье с такой силой, что кость чудом остается целой.
— Какой длинный-длинный язык...
Серное дыхание смерти.
Волаглион мерит колючим взглядом. В глазах — пустота. Ничего, кроме темноты. И эта черная пустота способна раздробить внутренности, уничтожить. От сигары между его пальцев поднимается дым. Мне дурно. К счастью, демон отпускает запястье, выпускает мне в лицо облако доминиканской отравы и начинает отрешенно расхаживать по гостиной.
— У человеческой памяти есть любопытная особенность. С годами вы забываете о зле, которое вам причинили и прощаете обидчиков, перестаете испытывать к ним ненависть.
— Не волнуйся и не переживай, я пронесу презрение к тебе через века, — заискивающе улыбаюсь я.
Он подходит вплотную, с напускной нежностью гладит мою щеку (десять минут назад он по ней безжалостно ударил) и разглагольствует:
— Ты ведь помнишь то озеро... ах, ты знаешь какое, великолепное, чистейшее, совсем неподалеку от того места — о, ты знаешь, какого места, — где ты усвоила тот важный урок про чувства к мужчинам. Да, да, ты помнишь то место, того человека... но совсем позабыла о том, что чувствовала, совсем...
Я издаю короткий смешок и поворачиваюсь, чтобы не видеть его идиотских наигранных жестов.
— Ты думаешь, что у нас с Рексом любовь? — бросаю из-за плеча. — Серьезно?
Меня так поражает резкое изменение в чертах его лица — с улыбки на скрытый гнев, — что я замираю.
— Нет. Ты не умеешь любить. В тебе слишком много меня. Но он тебе интересен.
Глаза Волаглиона возвращают лазурный цвет. Оттенок настолько идентичен цвету радужек Рекса, что, глядя на демона, я вспоминаю, как прямо мне в глаза, не отрываясь, смотрел сам Рекс: в момент, когда сердце раздирало от мук выбора. Пульс отбивался в мозгах тараном. Один удар — Волаглион, который обязательно меня проучит. Другой удар — Рекс, который не простит. Удар. Удар. Проклятье!
Мне было невыносимо это зрелище. И далеко не из жалости. А от осознания. Рекс — наглый, не контролирующий эмоции, саркастично шутящий — в ту секунду исчез. Остался разочарованный, забитый мальчик, который искал себя в моих же глазах. Искал надежду. Даже сейчас, где-то наверху, он думает обо мне. Боится за меня. Несмотря на мой поступок. Я чувствую его энергию... она направлена ко мне. Не знаю, в каком русле: хочет ли Рекс моей смерти, или понять причину поступка, или самому погибнуть навсегда и стать свободным (недостижимая мечта глупой ведьмы по имени Сара Шенкман). Я жду этого, как христиане пришествие Христа. Смерть — мое облегчение. Я наконец-то избавлюсь от обязательств, от долга перед исчадием преисподней, позволю себе закрыть глаза и больше никогда их не открывать, забыть боль, оставить борьбу и прогнивший мир...
— Что происходит с твоими силами? — спрашивает Волаглион.
Создаю непонимающий вид.
— Куда они уходят?
Лазурь глаз вновь прячется под слоем пепла.
— Чью жизнь ты поддерживаешь?
Тени ползут от Волаглиона, похищают свет. Его лицо белеет, словно теряя цвет, контрастирует с черными глазами. Пальцы обхватывают мой подбородок. Почти до боли.
— Ты чувствуешь каждого в этом доме, — отвечаю я. — Сам знаешь.
Он ухмыляется. С подозрительным предвкушением.
— Защиту дала... интересно...
— Какая разница? — фыркаю. — Меня тебе недостаточно?
От Волаглиона исходит чернота, окружает, ближе и ближе... в мгновение — мрак захлестывает, опускает во тьму.
Я оказываюсь в центре бушующего океана. Над головой сияет кровавая луна. Я одна. И без одежды. Кто-то вцепляется в левую лодыжку. В правую. Водоворот подхватывает и неумолимо тянет на дно. Захлебываюсь соленой чернильной водой. Смотрю на тех, кто топит меня. Костлявые кисти мертвецов. Их острые, кривые ногти раздирают ноги. Выныриваю, чтобы вдохнуть воздуха, но его нет, дышать нечем. Я задыхаясь. Черный туман вдруг выдергивает меня на поверхность — он сгущается, твердеет и из тьмы является Волаглион.
— А я думал, что твой страх давно закован в вечном льде того дня. Он изменился. Любопытно.
— Прекрати!
Демон негромко смеется. Пространство расплывается. Море исчезает. Мы в лесу. Мой спутник в длинном графитовом плаще. Иногда я забываю, насколько красив Волаглион — или предшественник? — без сопровождающего его мрака. Яркие голубые глаза, точеные черты, мужественный профиль.
Что-то касается лопаток.
Скрип веревок.
Поворачиваю голову.
Рядом качаются два висельника.
Я моргаю. Возвращаюсь в реальность.
Волаглион разрывает на мне халат. Но в этот раз — его не остановить. Горячие губы касаются виска, холодная левая ладонь сжимает грудь, правая — подхватывает под ягодицы, и мне приходится обнять ногами мужские бедра.
Я поднимаю на него взгляд. Вероятно, испуганный. Волаглион проводит тыльной стороной ладони по моим скулам, губам, и не успеваю опомниться, как его пламенный язык касается моего. Зажмуриваюсь. Мужская ладонь обрисовывает контур фигуры, замирает на пояснице.
Открываю глаза.
Радужки его светлеют, возвращают небесный оттенок.
— Я хочу, чтобы ты не расточала силы на моральные авантюры. А что касается Рекса... — шепчет демон. — О нем уже можно говорить в прошедшем времени.
Волаглион опускает меня. Толкает на ковер у камина. Скидывает свои штаны.
ГЛАВА 18. Гримуар владыки Волаглиона
Сколько ни пытался вернуться в гостиную — каждый раз натыкался на жгучий барьер. Не пройти. Оказывается, ведьма способна запереть меня в одной части дома, если захочет.
Чудесно…
Вроде здесь, а вроде нет. Никто не слышит меня
