«Черт меня возьми, как же мне надоело выплясывать лезгинку перед этим басмачом! Как “трогательно” я его поддел насчет “змеи недоверия” – прямо-таки восточная мудрость и хитрость поперла… Откуда что и берется… О великий Аллах, когда же это все закончится, а?…»
29
Проклятая дорога, когда же она приведет куда-нибудь?! Райли-Хейтц устало выдохнул, утер мокрый лоб грязным рукавом и брезгливо поморщился: м-да, хорошая ванна сейчас бы не помешала… Оп-па, а что это там впереди… ну точно… мутновато-желтое облако света от автомобильных фар… вот и гул моторов слышен! Колонна? И конечно же британская – здесь, среди этих проклятых иранских камней, пыли и песка, просто не бывает сейчас других! Уже недалеко, сейчас из-за вон той скалы покажутся, подумал Райли и заторопился – надо выскочить на середину дороги, а то, не дай бог, еще мимо проскочат!
Сзади послышался едва уловимый шорох, но оглянуться Райли так и не успел: чья-то жесткая рука локтем мгновенно перехватила его шею, резко сдавила, а свободной рукой неизвестный нападавший отработанным движением коротко ткнул собранными в «птичий клюв» пальцами в сонную артерию, и уже близкий свет фар померк, и англичанин провалился в мутную, черную пустоту…
Темнота вдруг рассеялась – Райли очнулся оттого, что кто-то больно и унизительно хлестнул его ладонью по щеке, и, видимо, не в первый раз. Сэм осторожно приоткрыл глаза, и в первое мгновение ему показалось, что над ним нависает лицо одного из японцев, от которых он так старательно пытался отделаться. Но еще секунду спустя понял, что немного ошибся… Да, кругловатое скуластое лицо, узкие азиатские глаза, но… но это не человек Накамуры! Это… ну да – «Чингизхан»! Райли едва не застонал от досады: о святой Патрик, что же это творится, а?! Что же за невезение такое… И этот гад, получается, уцелел! В горячке англичанин даже не обратил внимания, что машинально упомянул святого Патрика – традиционного покровителя этих чертовых рыжих еретиков-ирландцев… Райли скосил глаза и увидел, что лежит в придорожной канаве, а колонна, судя по всему, давно проехала мимо и даже гула моторов уже не слышно.
– Ты только кричать не вздумай, – негромко посоветовал-предупредил Сэма азиат, красноречиво покачивая перед его глазами узким лезвием ножа, зажатого в смуглом кулаке. Говорил «Чингизхан» по-немецки. – К англичанам торопился? «Торописса не надо есть, капитана»… Я еще на подлодке чуял, что ты гнилой паренек! Ящики где? Только врать мне не надо – глаза вырежу… У меня есть немного времени. Или ты все быстро рассказываешь, или будешь умирать медленно, очень больно и страшно… А ведь дома, наверное, мама старенькая ждет, нет? Ну, начинай…
Запираться и отрицать очевидное – ведь только что бежал навстречу англичанам! – было, конечно, глупо… Как хорошо рассуждать о героизме, сидя с бокалом виски у приятно греющего уютного камина где-нибудь в Ноттингеме. Об опасностях благородной и романтической профессии разведчика, о «хождении по лезвию бритвы», о плащах-кинжалах и высоком служении Родине… Но когда перед глазами поблескивает хищное лезвие ножа дикого азиата и ты понимаешь, что жизнь твоя стоит дешевле пригоршни дорожной пыли, то… многое видится в несколько ином свете. «Дикая скотина! Сначала он одним движением лезвия сделает из меня одноглазого адмирала Нельсона, а потом и слепого Гомера… Не хочу. Да пропади оно все пропадом! Все эти поганые ящики не стоят и капли моей крови! А это животное точно уж никого не пожалеет… Попробовать поговорить с ним?»
– Да, вы правы – я работаю… на британскую разведку. И вот что я хочу вам сказать… Вы же здравомыслящий человек, неужели вы не понимаете, что для Германии все кончено? Еще несколько месяцев – и все, конец! Неужели вы так стремитесь погибнуть вместе с кучкой этих фанатиков-безумцев? А если бы вы помогли мне и нашим, то они могли бы хорошо заплатить, очень хорошо! Эти ящики, они…
«Чингизхан» точно выверенным ударом хлестнул Райли кончиками пальцев по носу, и сразу же обильно потекла темная кровь.
– Никто не знает своей судьбы. Возможно, я и погибну через «несколько месяцев», но ты, если сейчас же не поумнеешь, сдохнешь уже сегодня! Ты говоришь неправильные вещи, англичанин. Мне не нужны ваши деньги, мне нужно совсем другое! Я, по-моему, на хорошем немецком языке спросил тебя про ящики. Ты забыл немецкий? Или ты хочешь умереть героем? Герои не сдыхают в грязной канаве с перерезанным горлом… Где ящики?
– Здесь, неподалеку. Думаю, они спрятали их в бухте…
Генрих Гиммлер, создавая «черную гвардию фюрера», изначально задумывал превратить СС в закрытый орден – наподобие мрачного и таинственного ордена иезуитов. Человек вполне здравомыслящий, Гиммлер, тем не менее, обожал красивые «таинственности, обряды» и прочие забавы для узкого круга «избранных и посвященных». Одним из увлечений рейхсфюрера СС были «научные исследования наследия предков и тайных знаний народов мира», проводимые закрытыми эсэсовскими институтами, объединенными программой «Аненербе». Интересовал «вождя СС» и оккультизм. На деньги Рейха были снаряжены экспедиции на далекий Тибет, для исследований «корней арийской истории» и поисков легендарной Шамбалы. Нашли ли эсэсовцы Шамбалу, неизвестно, но то, что в Германию приехало немало тибетских крепких мужичков, верой и правдой служивших лично «милому Хайни», – это известно доподлинно. Как и то, что на ставку Гитлера «Вольфшанце» в Восточной Пруссии, построенную по архитектурным принципам «невидимых» тибетских монастырей, за все время войны не упало ни одной бомбы…
Сэму Райли не повезло – выходец с далекого Тибета, приставленный следить за корветенкапитаном Хейтцем и штурмбаннфюрером Кремером лично рейхсфюрером СС, презирал деньги и исповедовал один из провозглашенных людьми СС принципов: «Meine Ehre heist Treue» – «Моя честь называется Верность»…
30
Костерок слабо потрескивал, иногда постреливая мелкими угольками, и заботливо окутывал сине-оранжевыми языками пламени закопченный медный кофейник, подвешенный на треноге. «Бивуак джигитов Сопротивления», или «лагерь махновцев в песках», как мысленно называл его Кремер, расположился в развалинах старой крепости и был прекрасно укрыт как от холодного ветра, задувавшего с побережья, так и от посторонних глаз. Джафар, лениво возлежавший рядом с костром, курил и время от времени недовольным взглядом окидывал свои «войска», а потом уже посматривал на
