быстрой победы не получилось: Джафар с проворством истинного кочевника выхватил длинный кривой нож, умело ускользнул с линии атаки ближайшего японца, слегка отклонился в сторону и уже сбоку словно саблей наискось полоснул «самурая» по лицу. Тот, словно подстреленный заяц, закричал так тонко и страшно, что, казалось, его слышно на несколько миль вокруг, но еще через мгновение крик оборвался – Джафар ударил второй раз, поточнее… Накамура, не обращая внимания на явную опасность со стороны иранца, с которым, как ему казалось, должен суметь справиться второй из «самураев», с неким подобием хищной улыбки на искаженном ненавистью лице рванулся к эсэсовцу с твердым намерением рассчитаться за все: и за свое унижение, и за погубленную подлодку, и за гибель экипажа славной «Сен-Току»!
Кремер мгновенно понял, что имеет дело со стоящим противником. О том, чтобы выхватить парабеллум из кобуры, не могло быть и речи: Накмура, выказывавший явные навыки умелого ножевого бойца из грязных портовых притонов, просто не позволит ему этого сделать! Однако Кремер тоже не зря пролил реки пота на занятиях в советской спецшколе и позднее на площадках физподготовки в эсэсовской школе Бад-Тельца. Он метнулся в стороны раз, другой и подхватил с палубы обрезок металлической трубы, с помощью которой матросы Джафара крепили ящики. Накамура сделал длинный выпад, но немец проворно махнул трубой, и клинок кортика, жалобно хрустнув, со звоном отлетел в сторону. Однако японца это нисколько не обескуражило: он вдруг низко присел, как-то странно растопырил чуть согнутые в локтях руки и по-кошачьи мягко и быстро заскользил к немцу. Несколько быстрых, неуловимых отвлекающих движений руками и… японец с яростным криком высоко выпрыгнул над палубой и длинно ударил ногой, явно намереваясь попасть ребром стопы по горлу эсэсовца… Кремер скорее инстинктивно, чем сознательно, буквально нырнул вниз, извернулся каким-то винтом и изо всех сил ударил по мелькнувшей над ним напряженной ноге японца! Следующий удар пришелся дико взвывшему от непереносимой боли Накамура по левому плечу, потом…
Реальная рукопашная схватка очень мало напоминает молодецкие забавы в спортзалах. Среди многих километров пленки, запечатлевшей хронику Второй мировой, можно найти очень много страшных кадров: эсэсовские айнзатцгруппы, сжигающие из огнеметов целые деревни вместе с жителями; воздушные бои и бомбежки, снятые с борта самолета; атаки, где бегут и падают среди разрывов солдаты; несущиеся по пыльным дорогам танки и летящие в штормовых волнах торпедные катера; черно-дымный ад уличных боев и даже мрачные трубы крематориев за колючей проволокой и бульдозеры, деловито сталкивающие в огромные рвы горы податливо-костлявых останков тех, кто еще вчера были живыми узниками концлагерей… Но вы вряд ли найдете съемку реального рукопашного боя. Операторы не могли это снимать, это невозможно снять… И рассказать об этом невозможно. Правду могли бы поведать те, кто участвовал хотя бы в одной схватке и выжил, но они никогда и никому не расскажут. Они знают, что об этом нельзя рассказывать, нельзя вспоминать… и, к несчастью, забыть не получается…
– А ты джигит… не ожидал, – Джафар в изнеможении присел на корточки, привалился спиной к переборке рубки и, глубоко затягиваясь, курил уже вторую папиросу. – Как ты этого узкоглазого… лихо. Вижу, вас не только красиво маршировать учат… Ладно, покурили, отдохнули – пора и за дело! Эй, джигиты, давайте все сюда! Эти сволочи четверых моих прирезали как худых баранов… Ну и мы с тобой троих, да еще на лодках мои ребята одного очень удачно по башке веслом приласкали – так что, по-европейски если, получается ничья…
Трупы японцев без особых почестей вернули обратно в море, из которого «боевые пловцы» четверть часа назад вынырнули как чертенята из табакерки – как выяснилось, на свою славную погибель. Еще полтора часа напряженной работы потребовалось на то, чтобы перевезти все ящики на берег и надежно укрыть в одной из пещер. Нукеры привели баркас в порядок, начисто отмыв палубу, своих же погибших товарищей после недолгих размышлений отправили вслед за японцами, по поводу чего Джафар пошутил прямо-таки по-европейски, обнаруживая некоторое знакомство с историей давней резни во время Варфоломеевской ночи, когда французы безжалостно истребляли французов из-за легких разногласий в вопросах «правильной» веры:
– Кидай всех за борт! Акулам все равно, а на небесах Аллах разберется, где свои, а где чужие… Кстати, о чужих… – Джафар как-то нехорошо потемнел лицом и в упор посмотрел на Кремера, причем во взгляде иранца явно читались сомнения и подозрительность. – До сих пор я был уверен, что Япония и Германия – союзники… Или я что-то упустил? Как-то непривычно видеть, что друзья так увлеченно режут друг друга…
– Уважаемый Джафар, – с некоторой досадой начал Кремер, словно ему было неловко и стыдно то ли за коварных союзников-японцев, то ли за непонятливость и излишнюю подозрительность иранца, – думаю, вы прекрасно понимаете, что в нашей жизни частенько бывает так, что шкурные интересы побеждают и честь, и верность, и долг… Капитан подлодки перевозил невероятно важный для рейха груз и… решил подзаработать на всю оставшуюся жизнь, поскольку счел, видимо, что война проиграна и пора подумать и о себе. Этот Накамура посчитал, что фунты стерлингов ему нравятся больше японских иен, и хотел просто продать англичанам груз… гадина узкоглазая! А у меня было строжайшее предписание от рейхсфюрера СС: ни в коем случае не допустить, чтобы ящики попали в руки врагов! И мне пришлось выполнить приказ – я лично бросил подлодку на рифы! Теперь вы знаете все… И если вы мне не верите, – голос немца чуть дрогнул, – если между нами проползла черная змея недоверия… Что мешает вам прямо сейчас перерезать мне горло, отправить вслед за японцами и выгодно загнать товар англичанам? Ну, давайте!
– Извини, брат, – Джафар мягко положил руку на плечо эсэсовца. – Я был неправ. Умный, настоящий мужчина не стыдится признать свою ошибку! Извини… Но и ты сейчас был несправедлив ко мне: Джафар никогда не был и не будет жалким торгашом и предателем, забывающем обо всем на свете при виде лишней золотой монеты! Ни о какой «торговле» с англичанами не может быть и речи! Пока я жив и еще что-то могу сделать, я помогу тебе вернуть груз законному владельцу – великой Германии!
– Как говорят у нас: выпили – и забыли… Теперь, друг мой, нам предстоит решить самую важную задачу: каким образом доставить ящики домой… – Кремер вдруг почувствовал невероятную усталость и какую-то безучастную пустоту в душе.
