всех сил сдерживался. А вот я не умела ограничивать себя в эмоциях.
— Тебе… спасибо за кофе, — прошелестела в ответ, наконец-то открыто встретившись с ним взглядом.
Зомби рядом со мной многозначительно и беспокойно задёргал головой, на что пришлось спешно убрать с его коленей попкорн и заверить:
— Вадим! Эй-эй! Всё хорошо! Успокой…
Но его бокор не стал тратить время на уговоры. Лишь краем глаза я заметила, как он щёлкнул пальцами, а затем сжал их в кулак. И зомби тут же прекратил брыкаться, сев с идеально ровной спиной и вперив мутные глаза в телевизор.
— Какого… — пробормотала я в полном непонимании, убирая за ухо мешающую прядь волос. Посмотрела на руку Матвея, ту самую, с пауком, всё ещё сжатую в кулак. Затем снова — на Вадима. И дикая мысль вспыхнула в голове: — Стоп-стоп-стоп… Так ты можешь…
— Сделать вот так? — озорно прищурившись, выдал Матвей, сопроводив слова парой быстрых жестов: похожих на «окей» с оттопыренными пальцами, сменившиеся хлопком.
Меня резко, без предупреждения обхватили за талию огромные лапищи Вадика. Я взвизгнула от потрясения и попыталась вывернуться, а он тем временем бескомпромиссно и не замечая сопротивления усадил меня на свои колени. Попробовав поскрести ногтями по его твёрдым ледяным предплечьям, моментально осознала: боли он не почувствует, и пока не прекратится приказ, все мои извивания только повеселят его хозяина. Это всё равно, что толкать танк.
— Хватит! Фу! Вадим, отпусти! — наудачу попробовала я закончить демонстрацию, при этом зло смотря только на давящего смешки Матвея.
— Его тело полностью под моим контролем, не считая реакции на мой пульс. Мне не нужно озвучивать все повеления, — как ни в чём ни бывало заявил он, поднимая вверх раскрытую ладонь, и зомби тут же разжал хватку, позволив мне вскочить на ноги. — Но это нужно было тебе, научиться и осознать ответственность…
— Ах, ответственность! Отмороженный садист, да тебя прикалывало издеваться надо мной!
Я схватила ближайшую диванную подушку и от души запустила в его чёрную макушку. Матвей с готовностью отклонился, так что снаряд прилетел в вазу с конфетами на журнальном столике. Та грохнулась на паркет и моментально разлетелась на осколки, смешавшиеся с леденцами монпансье.
— Да я не издевался, честно! — напрочь выдавая себя широкой улыбкой оправдывался Матвей, пока я со скрипом зубов тянулась за второй подушкой. — Юль, ну всё, сейчас весь дом разнесёшь! Я же тебя учил, балбеска! Чтобы ты смотрела на меня и сама привыкала с ним обращаться. И ты молодец, свою систему команд для него придумала — теперь я точно спокоен…
— Спокоен?! Так может, тебя давно никто не раздражал?! — тяжело дыша от возмущения, никак не могла унять я праведный гнев, отправив в него подушку, которую он перехватил на лету.
Словно болея в этой битве за меня, издал подбадривающее «Ы-ы-ы» Вадик, напомнив причины, по которым не рекомендовалось затягивать бокора в такие бои. Сукин сын, даже не врезать ему как следует!
— Так было надо, — выдохнул Матвей, тут же прикрыв веки и сев в кресле ровнее. Костлявые пальцы сильнее вцепились в подушку, что заставило и меня оставить все ругательства на языке: пусть успокоится, пока это не получило последствия. — Если бы ты сразу знала, что я могу управлять им без слов, то точно не стала бы учиться. А тебе это нужно, я же не всегда рядом. Ты три дня прекрасно справляешься с ним сама, вот я и решил…
— Ты поедешь с нами, — не терпящим возражений тоном отрезала я, сложив руки на груди. — Завтра день рождения отца Вадика. И ты едешь с нами. Если что-то пойдёт не по плану, если я не смогу вовремя дать ему нужную команду перед гостями, нужна будет твоя помощь.
— Если моё присутствие не будет выглядеть странно — без проблем, — безоружно пожал он плечами с извиняющейся улыбкой. — Прости, что недоговаривал тебе.
Я демонстративно отвернулась, как бы говоря, что подумаю над прощением, но ещё не уверена — хотя в душе прекрасно знала, что извинила его за эту ложь ещё с первой подушкой. Теперь вот надо осколки убирать — эх, тяжко без домработницы…
Вдруг с улицы раздался громкий ор сирены, и я ахнула, потому как совершенно забыла о планах на вечер:
— Чёрт, это Женька…
— Твой брат? На скорой?
— Да. Мы с ним договорились, что сегодня изобразим, как будто Вадима повезли на удаление гланд. Ну чтобы завтра перемотать ему горло, и он мог молча ограничиться коротким дежурным визитом. А приезд скорой если что подтвердят соседи, народ тут дико любопытный, — быстро объяснила я суть происходящего и побежала к полочке у входной двери за пультом от ворот.
— И твой брат смог найти машину скорой помощи, которая приедет на фальшивый вызов? — с интересом следил за мной Матвей, пока я щёлкала кнопкой, впуская долгожданную «карету».
— Ну, у водителя скорой тоже есть дети, которым нравятся дорогие подарки. Ничего сложного, грузить к ним Вадика мы не будем — машина просто приедет, посверкает мигалками во дворе и уедет. За воротами никто и не поймёт, отправился кто-то в стационар или нет.
На этих словах я с широкой приветственной улыбкой распахнула дверь, и как раз вовремя: по ступеням крыльца уже поднимался Женька в наспех наброшенном на плечи белом халате. С радостным писком бросившись к нему на шею, я с превеликим удовольствием прижалась к брату и расцеловала его в обе щеки. Родной запах бергамота и табака словно погладил рецепторы: в полумраке под порогом мне не нужен был свет, чтобы знать, как он наверняка улыбался в ответ.
— Ого, я как будто с того света вернулся! Ты чего как из леса сбежала, Чип? — со смехом приобнял меня Женька в ответ и чуть тише добавил: — Всё, как заказала. Скорая с сиренами во дворе, мольберт потом выгружу. А он тебе зачем, кстати?
Я смутилась, не желая особо рассказывать о том, какой подарок решила сделать для Матвея. Мне просто за эти дни уже стало неловко наблюдать за тем, как ему приходилось склоняться над листом на наших сеансах и постоянно поправлять отъезжающую стойку, совершенно не предназначенную для рисования. Это — мелочь в сравнении с тем, как он проливал кровь за мою тупость.
— Да так, небольшой презент для друга, — расплывчато сформулировала я ответ, на что Женька как-то уж очень понимающе шепнул ещё тише:
— Это кстати наш. Не покупной, наш, деда Леонида. Я сохранил, — гордо выпятил он грудь, вынуждая отойти на полшага и восхищённо пролепетать:
— Серьёзно? Ты… молодец, Жень. Спасибо.
