Ознакомительная версия. Доступно 9 страниц из 44
– сага, и, может быть, не одна. Дмитрий Моисеевич предпринял попытку вычленить детали названного пересказа, реконструировать на их основе сагу и придать ей литературное оформление в виде настоящей саги – как она могла сохраниться до наших дней. Эксперимент, что и говорить, рискованный, отзывы он получил смешанные, но сам автор был им доволен.
Годом позднее увидела свет его монография «Высшие законы в истории Московского государства». Сам автор не высказал удовлетворения ею: «Я поторопился. Текст слишком сырой» – вот его слова, которые я помню очень хорошо. Доработка книги заняла два с лишним десятилетия. В настоящем издании та, старая монография 1996 года использована как основа, чрезвычайно трансформированная добавлениями последующих лет. Подробнее об этом можно прочитать в послесловии Д.М. Володихина. Еще одним поводом для недовольства стал «академический» тираж издания: всего лишь 200 экземпляров, хотя и в красивом оформлении. Тут автора подвел издатель – изначально велись переговоры о совершенно другом тираже…
В 1998 году вышел сборник его статей «Вольные историософские этюды». Притом вышел достойным тиражом, а не как «Сакральная география» и «Высшие законы», с отличным предисловием. Издатель порадовал автора сообщением, что книга привлекла внимание и хорошо расходится. Коллеги также отзывались о ней тепло.
Дмитрий Моисеевич, публикуя россыпь блестящих эссе, стремился показать: история как профессия – это прежде всего искусство и лишь на периферии – наука, тем более наука, уподобленная «естественным» и «точным» дисциплинам. Из рамок мышления, основанного на тезисе, согласно которому история обязана исследовать и дефинировать «законы развития общества», следует выходить; историку нужно больше творческой свободы и меньше «внутренней редактуры».
Так, например, в историософском этюде «Заметки о викингах, Микенах и пассионарной теории Л.Н. Гумилева» он писал о явлениях, которые историческая наука не способна не только изучить, но порой и просто заметить: «Бог весть, двигает ли народы пассионарная энергия космического происхождения. Или еще какая-нибудь неведомая сила атманического уровня. Или мы суть лаборатория Высших Иных, ставящих на нас бесконечные исторические эксперименты. Или добрый Господь наш творит никем никогда не разгаданный промысел свой, двигая массы и отдавая команды устами гениальных одиночек… Вечное состоит в том, что существует священное неистовство. Оно из тысячелетия в тысячелетие… пребывает в истории. Оно взрывает время от времени покой политиков, военных и ученых. Оно присутствует в истории, это истина. Обладая священным неистовством, люди выполняют невыполнимое, достигают недостижимых целей, отдаются безрассудной отваге и действенному вдохновению. На современной стадии развития историческая наука, антропология и социология не в состоянии этого объяснить. Возможно, это удастся в будущем. А пока в истории остается привкус неразгаданной загадки, тайны».
К сожалению, далеко не все поняли этот месседж, касающийся прежде всего метода.
Страшным разочарованием стал выход в «Книжном обозрении» разгромной рецензии исторического публициста Ильи Кричевского. Не разобравшись в смыслах, заложенных автором в книгу, рецензент жестоко отчитал его за проявления мировоззренческого консерватизма, чуть ли не объявил фашиствующим молодчиком.
Это был первый и единственный раз в жизни Дмитрия Моисеевича, когда он надолго впал в депрессию. Обычно критика и похвала оставляли его равнодушным, во всяком случае, мне не удается вспомнить какого-либо проявления сильных эмоций на этой почве. Но после появления рецензии Кричевского он в течение трех месяцев не мог писать, только повторял в беседах с друзьями и знакомыми: «Не могу себе представить большего непонимания».
Впоследствии, конечно, он нашел в себе силы вернуться к работе.
Между 1999 и 2010 годами у Михайловича вышло несколько статей, посвященных взаимоотношениям Византии и Руси. В них, так или иначе, высказывалась идея, твердым приверженцем которой являлся Дмитрий Моисеевич: Константинополь, помимо религиозного и культурного влияния на Русь, оказал также мощное политическое влияние, фактически «научил» Владимир и Москву искусству самодержавного правления государей, обеспечил в XV веке, уже теряя независимость и прежнее имперское величие, кадры первоклассных дипломатов и администраторов Московской Руси, дал понимание механизмов соправительства.
В 2010-х была подготовлена к изданию большая статья о великом князе Юрии Даниловиче, напечатанная уже после кончины автора. В ней Михайлович показывал, что отношения между Русью и Ордой во второй половине XIII – первой половине XIV столетия не следует трактовать в идеализированном духе, как это делают наиболее экзальтированные евразийцы. Орда вовсе не давала Руси «имперский политический опыт». Правильнее будет сказать, что она увечила имперский политический опыт, уже полученный от Константинополя. В частности, Д.М. Михайлович писал: «Трагическая борьба Москвы и Твери, окончившаяся гибелью Кончаки-Агафьи, святого Михаила Тверского, великого князя Юрия Даниловича и князя Димитрия Грозные Очи, наглядно показывает, что апелляция к иноземной и иноверной власти в борьбе с собственной родней за великокняжеский престол представляла собой чудовищный, антихристианский по своей сути соблазн. Орда корежила нормальные междукняжеские отношения. Орда требовала выражения худших сторон человеческой личности у русских правителей. Орда сеяла рознь и вмешивалась в дела Руси, как громадная костедробилка. Под гнетом ее иной раз одна лишь христианская святость оказывалась спасительной для Владимирской Руси… И невозможно согласиться с современными публицистами, которые время от времени заявляют: Орда-де была политическим учителем Руси, ее объединителем и наставником на пути к империи. В действительности Орда учила скверне, Орда разрушала в русских князьях христианскую добродетель, Орда не объединяла, а раскалывала Русь».
Но в целом последнее десятилетие научного творчества Дмитрия Моисеевича отмечено сравнительно небольшим количеством публикаций. Неудивительно: историк с головой погрузился тогда в преподавательскую работу.
Еще в начале нулевых Дмитрий Моисеевич проработал лет шесть или семь в одной из средних школ подмосковного города Одинцово как учитель истории и географии, а до того – полтора года в Московском гуманитарном лицее. Затем, к его радости, нашлось место преподавателя в православной гимназии «Византия» и, одновременно, вакансия лектора в Православном училище искусств имени А.К. Толстого. Там он принял очень значительную нагрузку.
Д.М. Михайлович имел дар прирожденного ритора, преподавание давалось ему легко, он читал лекции, словно дышал. Эта работа приносила ему большую радость; особенно окрыляла его возможность обращаться к аудитории, понимающей и принимающей его христианское мировидение.
К сожалению, в 2008 или 2009 году у Дмитрия Моисеевича диагностировали сердечную недостаточность. Он тогда, помнится, иронизировал: «Сколько лет у меня сердце болело, когда больно делали моей стране. Теперь стране малость полегчало, да я уже износился».
Борьба с болезнью притормозила многие его проекты: доработку и переиздание книги о высших законах Московского царства (оно стало возможным лишь теперь, после кончины автора), создание в Московской области музея, посвященного Константину Николаевичу Леонтьеву (были найдены православные меценаты, пригодное помещение, начался сбор экспонатов, но все тянулось чрезвычайно долго), чтение курса публичных лекций «Владимирская Русь: Второй с половиной Рим». Собственно, курс, рассчитанный на восемь лекций, прервался на третьей – в
Ознакомительная версия. Доступно 9 страниц из 44
