в городе, поговорить с тем мужчиной из Airbnb и расспросить его о том, кого он видел той ночью на палубе. Я ответила, конечно, я с радостью, отлично придумано. Я соглашалась на все, потому что никуда не собиралась ехать. Я собиралась податься в бега.
Я купила нам дешевые билеты на ближайший рейс. Для внутреннего перелета паспорт мне не понадобился, вылетали мы в Гатвик в 6:20 утра. А сейчас было четыре ночи. Еще два с лишним часа ожидания.
Мы сели в кресла, и я согласно кивнула Фину, мол, да, пусть спросит Трину Кини, можно ли ее расспросить о финансовом положении Леона. Может, за чашечкой кофе? Такая вот валюта знаменитостей. Большинство из нас просто задали бы долбаный вопрос, и все. Но я на все была согласна, потому что даже и не думала садиться в самолет.
Фин вымотался. Он хотел уже пройти контроль и болтаться у выхода на посадку, попивать кофе из автоматов и дремать в креслах. Аэропорт был просто крохотный. Стоило пройти контроль, и я в ловушке. Я сказала, что хочу побыть одна и пойду пока переставлю машину на стоянку длительного хранения. Он насторожился и настоял, чтобы я записала его телефон, а потом заставил меня на него позвонить, чтобы у него был мой номер.
– Ну и, Ван Гога, что ли?
– Что?
– Ван Гога, что ли, украла?
– Да.
– Хм. Оно того стоит. – Он вздохнул и медленно поднялся. – Пойду прилягу, а то упаду.
Я встала следом.
– А я переставлю машину в какое-нибудь не такое заметное место.
Он ответил:
– Не знаю, летала ли ты раньше этой компанией, но тут обязательно прийти за полчаса до отлета, иначе тебя не пропустят.
Я кивнула.
– Серьезно. Меня как-то не пропустили на контроле, хотя самолет стоял прямо у выхода на посадку.
– Ладно, ладно.
В зоне вылета терпеливо ждал охранник, переминаясь с ноги на ногу. Я видела все то, что было за конвейером и дальше, за рамкой металлоискателя, – ряды кресел и стеклянные окна с видом на узкую взлетную полосу. Фин прошел вперед, отдал охраннику свой паспорт, вынул все из карманов, снял ботинки, скинул куртку и сложил вещи в контейнер. Он легонько махнул мне рукой и прошел через рамку.
Приятный он человек.
Я вернулась к машине.
С Северного моря задувал штормовой ветер, вздымая у берега пенистые волны. Я запахнула пальто и стояла, подставив лицо всем ветрам.
А ведь где-то там, в сотнях километров отсюда, мои девочки лежат себе в постельках под одеялами, сомкнув ресницы на мягких, как помадка, веках, а волосы у них струятся по тугой подушке. Когда взойдет солнце, им нужно будет выбрать хлопья на завтрак, выпить молока и собраться в бассейн. Мои дети в безопасности. Все остальное не имеет значения.
Я сбегу, любого, кто бы ни явился, отвлеку на себя ради них. Может, и у той девушки были дети. Может, она тоже думала о них, когда мужчины пришли за ней. Может быть, последнее, что она испытала, – это чувство благодарности и облегчения.
Капот машины Хэмиша помялся в том месте, которым Фин снес дверь другой машины. Я провела рукой по глубокому шраму сбоку капота и села обратно за руль.
Завела машину, не включая фары, и сдала назад через пустую парковку, пока не заехала на стоянку длительного хранения. Фин мог выйти меня искать. Если я уеду сейчас и он об этом узнает, он может позвонить в полицию. Я хотела, чтобы он уехал в целости и сохранности. И решила подождать до вылета. А если он не сядет в самолет, найду какой-нибудь другой способ от него улизнуть.
Я поймала радиоволну с соул-музыкой и какое-то время сидела и слушала, пытаясь снова настроиться на утешительные мысли о дочках. Но как-то не могла за них ухватиться. Я знала, что за мной придут и другие, раз уж я опять объявилась, и что они не остановятся, пока я не исчезну навсегда. Все дело в деньгах, если только Альберт не соврал насчет продажи стадиона, но мне так не кажется. Ему было все равно, что говорить. Он-то рассчитывал, что меня уже не станет, да и как-то слишком уж конкретизировал, на вранье не похоже. Я загуглила футбольный клуб. Они и впрямь взялись за реконструкцию стадиона. В заявлении совета директоров говорилось, что они надеются возобновить работу стадиона через три года.
Сперва я краем глаза заметила фары: с главного шоссе съезжала машина, слишком резко завернув к аэропорту. Судя по ширине оси и высоте кузова – джип.
Я вылезла из машины и захлопнула дверцу, потом присела на корточки и отползла подальше, протиснувшись меж двух ближайших машин. И стала наблюдать.
Джип наискосок промчался по пустой парковке и встал возле главного входа. Оттуда вылез кто-то в черном и забежал в терминал. Пока человек шагал по ярко освещенному залу, я узнала в нем того мужчину с ножом. Челюсть у него опухла и с одной стороны покраснела. По нему было видно, что он ужасно зол.
Охранник перед зоной вылета взял у него телефон и просканировал электронный билет, проверил паспорт и велел ему снять ботинки и положить их в корзину на конвейерной ленте. Он провозился с ними целую вечность. А все из-за шнуровки.
Я позвонила Фину и сказала шепотом:
– Прячься. Мужчина с ножом на подходе.
Фин повесил трубку.
Я выжидала за машинами, наблюдая оттуда за джипом. Он проехал до ближайшего парковочного места для инвалидов и встал, не заглушая двигатель. В отсвете ламп терминала я разглядела за рулем Альберта. Он глянул в мою сторону и прямо подскочил на месте. Присмотрелся. Узнал машину Хэмиша.
В салоне джипа вдруг зажегся свет, и Альберт потянулся вниз за телефоном. Он кому-то звонил.
Теперь уже к аэропорту приближалась пара ярких фар, и с шоссе плавно вырулил автобус. Он проделал полный круг по односторонней парковочной полосе аэропорта и пристроился у самого входа. Альберт все еще висел на телефоне, но внимательно следил за автобусом.
Несколько пассажиров вышли и скрылись в боковой двери терминала. Работники. На посадку никто не пришел, но автобус медлил, тарахтя мотором.
Альберт повесил трубку. Еще раз оглянулся на машину Хэмиша. Потом на автобус.
Из-за здания аэропорта выкатилась неповоротливая багажная тележка и припарковалась бок о бок с автобусом. Водитель вылез, подошел к двери автобуса и приветственно махнул рукой водителю. Тот махнул ему в ответ и нажал на кнопку. Боковая дверца автобуса распахнулась, и открылся просторный багажный отсек. Водитель
