красив.
– Елена последовала за иллюзией. Теперь ей приходится следовать за простым мужчиной, – она негромко рассмеялась. – Простым и предельно посредственным.
Я почти его не знала, но все равно поняла, что она имеет в виду. Он не был красавцем, не был уродом – что-то посередине и ничего выдающегося. Кожа его казалась податливой и мягкой, как промокший войлок. Если надавить на такой войлок пальцем, останется отпечаток. Интересно, что будет, если ткнуть пальцем в Париса!
Он рассказывал бессвязные байки о том, как пас коз и овец на соседней горе, то и дело перебивая себя, чтобы вспомнить никому не нужные подробности, например, три ягненка потерялось или четыре, или как звали пастуха, который помогал их искать: Рокус или Нисус. Когда он говорил, я то и дело отворачивалась, чтобы зевнуть, Елена же зевала не скрываясь. Однажды кто-то из мужчин заснул во время одной из его историй и чуть не упал со стула, на котором сидел.
Гектор, мой товарищ по оружию, был полной противоположностью Париса. Он ежедневно приходил на женскую половину дома, иногда вместе со своим сыном Наксом. С Еленой он только здоровался, а затем сразу направлялся к нам с Кассандрой. Елена же провожала его глазами и смотрела на Гектора так, как ни на кого другого.
При его появлении я всегда вскакивала со своего места. Он был старше и должен был иметь возможность сесть, если захочет. Когда он приводил с собой Накса, то давал сесть малышу, в противном случае стул оставался пустым.
Его рассказы о земледелии были исполнены своеобразной поэзии: медленный шаг быков за плугом, аромат ветра, беспечные облака и кружащие в небе ястребы. Помимо этого он часто потчевал нас историями о проделках Накса.
С другими мужчинами Трои, помимо Гектора, я не была знакома и даже ни разу не разговаривала. Если бы наше племя могло сделать исключение и принять его – что никак не могло произойти, – он бы прекрасно влился в наши ряды и сделал нас сильнее.
Андромаха, жена Гектора, иногда составляла нам компанию. Она была единственной женщиной, за исключением Гекубы, которая была с Кассандрой дружелюбна.
Однажды, когда гости Елены громко смеялись над какой-то шуткой, Гектор спросил свою жену:
– По-моему Кассандра красотой своей может поспорить с Еленой. Как думаешь?
Я не понимала, на основе чего эти люди делали выбор. Как по мне, Елена обладала броской красотой ириса, в то время как Кассандра больше всего походила на мой любимый цветок, скромную зимнюю розу с ее нежной белизной и долгим цветением.
В приступе любви, Пен называла меня своим грушевым деревом, потому что, по ее словам, я была выносливой, сильной и, самое главное, полезной. Иногда она с опозданием добавляла, что еще я была очень красивой.
– Кассандра гораздо прекраснее. Что еще важнее, она плетет гобелен, а не паутину. – Андромаха мягко коснулась щеки супруга. – Кажется, у Елены нет над тобой власти, любовь моя.
Он улыбнулся ей, и я почувствовала себя счастливой.
Каждый раз после ухода Гектора Кассандра вытирала глаза от слез.
Меня начинали раздражать ее мрачные настроения.
– Если ты уверена, что он умрет, почему ничего с этим не сделаешь? – А что могла бы сделать троянская женщина? Что сработало бы на Гекторе? – Если ты сбежишь, уверена, он отправится на твои поиски. Я бы помогла тебе найти хорош…
Она только отмахнулась от моей идеи.
– Я никого не могу спасти, – глухо сказала она. – Это мое проклятие – быть всего лишь сардиной.
Как я могла быть ее другом, если не знала, как ей помочь? Я даже не понимала и половину из того, что она говорит.
Кассандра пояснила, что мы с ней – единственные женщины, которые могли свободно покидать женскую половину дома кроме как по особым поводам. Даже ее мать, царица, нередко спускавшаяся на кухню или в другие комнаты, почти не выходила из дворца.
Она водила меня по улицам и переулкам своего города, где резвились мальчики и девочки, перебрасывая друг другу мяч или играя в догонялки. Ну хоть в детстве троянские девушки были свободны. Я сама совсем недавно выросла из подобных игр.
Пока мы шли по неприятно узкому переулку, Кассандра рассказывала мне историю Трои.
– Это, скорее, легенда, – сказала она. – Мы верим, что мой отец и его дети происходят от самого Зевса – это их главный бог – и Электры, богини, ставшей сперва матерью, а после – звездой.
Я ответила ей:
– Наша первая мать…
– …родилась от волчицы, а ее отцом был лев. Зверям не понравилось лысое, лишенное шерсти существо, и ей пришлось расти одной. Но она справилась, спасибо Кибеле, – сказав это, Кассандра мне подмигнула.
Нахмурившись, я обдумала то, что только что случилось. Это было явным доказательством того, что она не пророчица.
– Если ты можешь предсказать будущее, но не можешь его изменить, как ты могла помешать мне сказать то, что я собиралась? Если ты действительно видишь будущее, ты должна была знать, что перебьешь меня, – я начала путаться, но все равно продолжила: – А если в будущем ты меня перебила, как бы ты узнала, что я собиралась сказать? Значит кто-то еще рассказал тебе о первой Амазонке.
Она всплеснула руками.
– Все сложно. Я могу менять только мелочи, которые не имеют значения.
Глупость!
Кассандра сказала:
– Происхождение амазонок не менее поразительно, чем наше, но ваша прародительница больше достойна похвалы.
Все так. Я улыбнулась, радуясь тому, что она мой друг.
Иногда мы покидали Трою и проходили полмили до ленивого течения реки Скамандер. Эти переходы почти не беспокоили мои ребра – я явно шла на поправку. Сняв штаны, я по грудь забиралась в воду, глядя как плавает Кассандра. Она сказала, что научила бы меня держаться на воде, не будь я ранена.
Это меня не слишком вдохновляло. Амазонки не плавают.
– Может быть, после моей первой битвы.
– Твоя первая битва станет последней.
Разозлившись, я брызнула в нее водой.
Медленно рассекая течение, она сказала:
– Я не хотела пускать тебя в свое сердце.
На ее лице отражалась глубокая печаль из-за моей смерти, которая была всего лишь глупой выдумкой.
7
Война возобновилась для троянцев и началась для амазонок, но не для меня. Выйдя за западные ворота, мы с Кассандрой смотрели, как Пен, наш отряд и воины Трои скачут в бой. Всем женщинам разрешили покинуть дворец, и теперь они стояли рядом со стариками.
Сражение проходило в трех милях от города. Когда троянская армия исчезла вдали, все, кроме
