не рисковал подходить к поляне: Кассивелаун предупредил, что с тех пор, как рогатый человек потребовал поляну себе, она его, пока он сам не скажет иначе.
То, что он построил, было храмом, святилищем, могилой… в которой он похоронил что-то для него более драгоценное, чем сама жизнь. Никакому жителю деревни — мужчине, женщине или ребенку — не было разрешено вмешаться в погребение, пока чужак не уедет и не заберет с собой воспоминания, оставив на Впадине старого камня памятник, который перейдет деревне.
* * *
Прошла неделя. Кайлен почти не спал по ночам ночей — как из-за дождя, так и из-за продолжающего разочарования Кассивелауна в своем сыне. И тут прилетела весть, что с запада, по конной дороге, приближаются воины. Рыжеволосые, в черных плащах, с оружием. Они ищут человека в рогатом шлеме, они хотят его убить.
Когда принесли новость, Кайлен сидел на полу в углу отцовского дома. У него была лихорадка, горло горело. И он был глубоко несчастен, потому что друид рекомендовал целую неделю морить его голодом, чтобы помочь болезни и дать возможность тому, кто наслал на него это зло, избавить от него светлый мир.
— Темный мир может завладеть телом, которое не сопротивляется, — сказал он отцу Кайлена и намазал ужасно пахнувшей мазью свои губы, глаза и уши, и еще отрезал клок намасленных волос. Волосы шаман привязал к кости кролика и медленно сжег их на огне. Кассивелаун глядел на все это, сидя ближе к теплу. Свет огня освещал его сильные печальное лицо и наполненные гневом и сожалением глаза, в которых не было даже намека на жалость к сыну.
— Неужели нет способа избавиться от одержания? Сделать его таким же, как мы, человеком среди людей?
Друид, сидевший на корточках, евший еду отца и наблюдавший за горящими волосами, покачал головой. Он был совсем не стар, но жидкие седые волосы и неподстриженная борода придавали ему вид дикого старика. Его синяя шерстяная туника была обрезано по колено. Вокруг шеи и на предплечьях он носил ожерелья из костей животных и искрящие бронзовые браслеты. И, конечно, он разрисовал тело грязью из далеких рек, текущих к морю. Грязь должна была защитить его от злого духа, завладевшего Кайленом; именно этот дух давал возможность мальчику прыгать через воду и безопасно проходить через острые пороги, которые называли Волчьими зубами.
* * *
— Это только холм, — сказал Кайлен (двумя годами раньше). — Невысокий холм, с валунами. Нет никакого утеса! — Он прошел среди приземистых деревьев и торчащих камней, и поднялся по склону. Народ деревни, устрашенный, попятился назад. Когда Кайлен пошел дальше, друид, Гламах, выкрикнул поток заклятий на него и сделал пассы руками, которые должны были осудить Кайлена на темные огни.
Потом, когда шок прошел и осталось только возмущение, Кайлен нашел своего друга. Фергус сначала боялся, потом заинтересовался и, наконец, закричал на своего друга и признался, что ничего не понимает.
— Но как это выглядело? — спросил Кайлен
— Разве ты не видишь их? — умоляюще спросил Фергус, указывая на холм, а потом объяснил, что перед ними отвесный утес, в основание которого воткнуты заостренные деревянные колья, на которые нанизаны кровавые тела мужчин и женщин; под кольями валяются трупы и множество костей, в воздухе висит сильная вонь от разлагающихся тел. Тот, кто живет на вершине утеса, очень опасен. Но Кайлен прошел через колья и трупы, подошел к утесу и прошел через камень, словно его вообще не было.
Кайлен прищурился и пристально вгляделся в холм. Когда облако затмило солнце, ему показалось, что он видит колья; но это было похоже на сон, на призрачный образ, который быстро исчез.
* * *
— Его необходимо убить, — сказал друид. Злые глаза, в которых отражался красный свет огня, смотрели на Кайлена через всю комнату. — Но убить правильно. И я еще не решил, как лучше всего пролить его кровь ради блага деревни и счистить пятно одержания, которое лежит на ней.
Кассивелаун, в котором слова друида, похоже, разожгли воинственный гнев, встал, пересек комнату и уставился на сына, а потом ударил его с такой силой, что Кайлен закричал. Крик раздул огонь ненависти и досады, и Кассивелаун ударил опять, и еще раз; от постоянных ударов у него закружилась голова. Когда приступ ярости прошел, рыдающий Кайлен опять скорчился в углу. Друид подошел к нему и, бормоча тайные слова, обтер его лицо едкой жидкостью и успокоил мальчика.
Боль ушла, но не ненависть. Кайлен решил, что должен сбежать из деревни в свою особую землю за рекой, землю, в которую никто из деревенских не посмеет войти.
Когда настала темнота, он встал и вышел наружу. Пасмурное небо, тихий и темный лес. Он быстро пробежал через деревню и вошел в лес. И только тут заметил маленького быстроногого Фергуса, увязавшегося за ним.
— Я слышал, как тебя били, — признался тот. — Что ты собираешься делать?
— Пересечь воду и жить там. Единственное безопасное для меня место. Друид сказал, что меня надо убить, особым способом.
Фергус скорчил гримасу:
— Ужасно, ужасно. Я видел этот особый способ. Ужасно.
— Не надо рассказывать, сам знаю, — мрачно сказал Кайлен. Но он был рад компании Фергуса. Это делало жизнь терпимой, если не привлекательной.
— Я пойду с тобой за пороги, — сказал Фергус, и даже в сумерках Кайлен увидел, что его друг плачет.
— Я очень рад, — сказал он. — Там ты будешь в безопасности. А когда мы вырастем, то наведаемся в деревню и украдем себе женщин. Это научит их уму разуму.
— Хорошая мысль, — сказал Фергус, вытирая глаза рукой. Кайлен видел, что он боится, по-настоящему; заявив, что он пересечет реку, Фергус отрезал себе путь назад. Фергус печалится о своем друге, с которых там плохо обращались в деревне, но сейчас он боялся своей опрометчивости.
Кто-то зашевелился в последнем доме деревни, и очень скоро Кассивелаун заметит, что его сын-демон сбежал. Впрочем до полуночи никто не рискнет побеспокоить Кассивелауна; но Кайлен подозревал, что они не дадут ему уйти из деревни, пока не убьют. Так что сейчас или
