кресло на колёса я отказалась почти сразу же. Решила сделать нечто вроде платформы на колёсиках, а уже на неё ставить кресло. Мне показалось, что так будет проще.
Эль кружилась над моими руками, поднимала упавшие гайки, одним словом, активно помогала. Вдвоём мы кое-как воплотили мою идею, и, когда я торжествующе вернулась к шахматисту, то, встретив недоумённых взгляд серых, словно туманы, глаз, осознала главную проблему.
— А ты можешь как-нибудь… э-э-э… слезть с кресла?
— Нет.
Да. Это была задачка. Кресло с сидящим в нём мужчиной я не затащу на платформу.
— А если подумать?
— Отстань.
Ну нет! Мы так не договаривались!
Я поставила рядом стул. Решительно протянула руки Гильому.
— Обопрись о меня. Я тебя пересажу, а потом верну обратно. Не спорь! Если всё получится, я скажу, как догадалась о том, что ты — ботаник.
Всё оказалось сложнее, чем я думала. И в какой-то момент мы оба едва не упали. И, когда Гильом тяжело рухнул на стул, я поняла, насколько он всё же тяжёлый. Но самым сложным было вернуть его обратно. Кресло на платформе постоянно съезжало.
И, красная от натуги, злая, вспотевшая, я вдруг услышала странное фырканье над ухом. Гильом смеялся!
— Я тоже потом посмеюсь, — проворчала я.
Со сто двадцать четвёртого раза (после того, как я догадалась упереть платформу в угол), мне удалось.
— Всё! Твоему торчанию в четырёх стенах пришёл конец! — торжественно объявила я. — Идём гулять! И ты сможешь увидеть все эти растения своими глазами!
— И как ты меня спустишь в сад? — полюбопытствовал ботаник.
А действительно… Об этом я как-то не подумала.
Ай! Фея снова укусила меня за ухо. Но я уже привыкла. Видимо, малышка что-то придумала.
Следуя её «инструкциям», я снова пришла в сарай-мастерскую. Эль закружилась рядом с плоскими широкими досками. Ну конечно! Пандус!
Глава 17
Человек с плащом
Её небесные глаза сияли невыразимой нежностью. Она посмотрела на него и опахала ресниц чуть вздрогнули.
— Марион, — прошептал голос, от которого сердце привычно замерло и едва не порвалось на части от радости, — принесите мне бокал вина, пожалуйста!
Служить ей! Какое счастье!
Как бы он хотел стать её собачкой, чтобы выполнять любой каприз любимой. Расчёской в её руках, батистовым платочком, шёлковой туфелькой. Вот он — смысл жизни, его предназначение, его счастье. Ему дико, до безумия захотелось прямо тут, у её ног, умереть ради неё, лишь бы только она взглянула.
«Идиот!» — но возглас того, преступного, был слаб.
Марион вскочил и бросился за вином, принёс, поклонился и замер, весь дрожа от блаженства, переливавшегося из сердца и затопившего сознание. Вот она — истинная любовь, истинный смысл жизни, истинное счастье…
«Повтор», — мрачно съязвило мерзкое подсознание.
— Марион, вы счастливы со мной? — её нежные пальчики коснулись его руки, и он, недостойный, рухнул на колени, прижался губами к этим невыразимо притягательным пальчикам и с трудом удержался, чтобы не расплакаться от восторга. Как же она добра к нему!
— Я умру за вас! — произнёс пылко. — Хотите, прямо сейчас?
— Нет-нет, — прошептала любимая. — Я хочу, чтобы вы жили.
Новый прилив счастья затопил всё его существо. Она, она хочет, чтобы он жил! Правда, было немного жаль, что умереть ради неё не удастся. Но, может быть, потом?
— Марион, вы любите своего отца?
— Любимая, я никого не люблю, кроме вас.
Взгляд лазурных глаз стал печален.
— Так нельзя, Марион. Даже если твой отец — ужасный человек, ты — его сын. Ты должен почитать своего отца…
— Если прикажете, милая Синдерелла, я буду почитать своего отца.
Золушка положила ручку на его предплечье:
— Я не хочу вам ничего приказывать, мой принц. Хочу, чтобы вы сами…
«Какая она добрая! Она самая-самая лучшая…». И снова — счастье. Его любовь пожелала апельсин. И счастливый принц побежал в сад, чтобы найти там свежий. Те, что были сорваны утром — не достойны её. Там, ближе к Бездне, находилась королевская оранжерея, где круглый год росли экзотические фрукты.
— Марион! — у самой стеклянной двери принца догнал Дезирэ. — Братишка, хотел с тобой поговорить, а ты всё время занят.
— Я занят, Рэз. Пусти.
Дезирэ встал прямо перед ним, заслонив дверь.
— Что с тобой, Мар? Ты на себя не похож.
— Я влюблён, Рэз. А Синдерелла — лучшая девушка на свете. Она прекрасна, и умна, и добра, и…
— Стоп, брат! Я не просил тебя описать невесту. Я сам её вижу.
— Ты на неё смотришь⁈
Да как он смеет⁈ Как вообще все они смеют трогать его сокровище взглядами⁈ Марион задохнулся от злобы. Положил руку на эфес шпаги.
— Эй, эй! Поспокойнее, братишка! Я и на тебя сейчас смотрю. На то и глаза нам даны.
— Видимо, они тебе не особо и нужны, раз ты глядишь на всё подряд!
Дезирэ присвистнул.
— Ты сам себя слышишь, Мар? Кстати, ты это из-за любви ходишь всё время в одном и том же? Обет дал или что? Весь двор уже шушукается. Переодеться не хочешь?
— В этом наряде я встретил её! — как брат не понимает таких простых вещей? — Это — память о нашей чудесной встрече!
— Зачем тебе память, если у тебя есть сама девица?
— Не смей её называть так!
— И как же мне её звать?
— Синдерелла… богиня… сама Жизнь и Любовь…
Младший принц заржал, словно конь.
— Да, — признался, когда перестал задыхаться от смеха. — Тебя изрядно приложило, Мар. Пошли выпьем, и ты мне расскажешь о своей неземной любви. Такое можно слушать только изрядно поддатым.
Он положил Мариону руку на плечо, тот сбросил, отступил и обнажил клинок.
— Уйди и не мешай мне. Она попросила апельсин.
— Ну так прикажи слугам, — не понял Дезирэ.
Совсем идиот, что ли?
— Она попросила меня! — рявкнул Марион. — Меня, не слуг. Это такое счастье! Божье благословение!
«Идиот», — произнёс тот, кто внутри, и схватился за голову. «Его надо уничтожить», — неприязненно подумал Марион. Но одно дело — решить, а другое — воплотить. Этот тот, проиграв схватку с неземной любовью, забился куда-то глубоко и забаррикадировался там. Вроде и не мешал, но его постоянные комментарии раздражали и оскорбляли госпожу. Да, конечно, любимая о них не знала, но влюблённый принц постоянно терзался стыдом за тёмные мысли.
— Пропусти меня, или я тебя убью, Дезирэ! — рявкнул средний брат.
Черешневые глаза младшего принца прищурились, а затем он вдруг отошёл и распахнул дверь. Улыбнулся, поднял ладони в жесте побеждённого:
— Проходи, брат. Совершай свой подвиг во имя любви. Я не стану тебе мешать.
* * *
Конечно,
