открыт, глаза вытаращены, а взгляд безумен. Грета является воплощением алчности и агрессии. В остром приступе зависти она решается штурмовать саму преисподнюю. Огромная пасть, по направлению к которой движется Грета, воплощает собой «адские врата». Вокруг царит хаос: существа-гибриды, бесы и монстры наводняют буквально все вокруг, предаваясь разного рода греховным занятиям. За спиной Греты происходит настоящая бойня: неблаговидные женщины в фартуках и чепчиках нападают на демонов, связывают и мучают их, отчего последние корчатся и кричат.
В XVI веке в Нидерландах имя Грета стало практически нарицательным. Так называли любую сварливую женщину и даже женщину, у которой испортилось настроение. Среди фламандских пословиц есть одна, которая хорошо подходит к иллюстрации происходящего на картине: «Она могла ограбить ад и вернуться невредимой». А присутствие многочисленных женщин, вступивших в схватку с демонами, может быть связано с другой фламандской пословицей: «Одна женщина готовит еду, две женщины – устраивают большие неприятности, три – ярмарку, четыре – ссору, пять – это уже армия, а против шести – сам дьявол безоружен». Существовали и другие сатирические присказки о женщинах и их сварливом нраве, способном свести с ума не только мужчину, но и самого дьявола. Так, по другой легенде, Грета была настолько сварлива, что за все свои бесконечные споры с мужем попала в ад. Однако за свой несносный характер она была изгнана оттуда и вернулась на землю. При такой интерпретации картину можно считать одной из самых провокационных антифеминистических работ в истории мировой живописи.
В оригинале картина носит название «Dulle Griet», а слово dulle в нидерландском языке может иметь значение не только «безумный», но еще и «глупый» или «тупой». В таком случае речь идет не столько о конкретном фольклорном персонаже, сколько об аллегории глупости вообще. И аллегорическим воплощением этого понятия является фигура Греты. Ситуация хаоса, которая развивается вокруг нее, может олицетворять идею безумия всего мира, в котором что-то пошло не так. И прообразом этого безумия могла служить реальная обстановка в Нидерландах второй половины XVI века, когда в обществе нарастали религиозные противоречия и политическая ситуация была нестабильной. Апокалиптическое настроение картине Брейгель придал с помощью драматических красных тонов и ярких вспышек пламени, которыми заполнено небо. Название работы может также отсылать к тяжелой средневековой пушке, которую во времена Брейгеля именовали «безумной Гретой».
Говоря собственно о монстрах, следует подчеркнуть, что в произведениях Питера Брейгеля они выглядят особенно убедительно. Изображая их, художник демонстрирует прекрасное знание рисунка и формы, что говорит о нем уже как о мастере ренессансной выучки. В отличие от Босха, чьи фигурки еще напоминают миниатюрных восковых марионеток, монстры Брейгеля уже имеют плоть и кровь. В XVI веке с развитием исследовательского интереса к природе и ее явлением, а также возвращением к традициям натуроподобия в искусстве визуальный язык Брейгеля производил захватывающее впечатление на зрителя. Художник скрупулезно и тщательно подошел к трактовке каждой детали, наделив своих монстров реалистическими чертами и ощутимой телесностью. Силы зла будто бы утверждали свое зримое и реальное присутствие в мире, являясь одной из его движущих сил, ведущих человечество к пропасти. В XVI веке, когда Брейгель создавал свою картину, практиковалась охота на ведьм и колдунов, в которой жертвами обвинений чаще всего становились именно женщины. В этом смысле «Безумная Грета» будто бы иллюстрировала средневековое убеждение о природной склонности женщин к связи с потусторонними силами и демонами.
Монстры Босха и Брейгеля являются органичной частью созданной ими художественной реальности, задействующей пласты народной площадной культуры с ее грубоватой лексикой, незамысловатыми шутками «ниже пояса» и интересом ко всему необычному и провокационному. Отвратительные гибриды с их фривольными занятиями визуализировали распространенные среди простого люда пословицы и фразы, речевые обороты с крепким словцом. Они были понятны широкой публике, вызывая у нее искренний смех. Однако современный зритель, глядя на них, не столько смеется, сколько поражается тонкости исполнения деталей и оригинальности внешнего облика изображенных тварей. Даже ничего не знающему о нидерландских пословицах XVI века читателю буквальное послание, которое транслируют эти монстры, кажется понятным и доступным. Но только обращение к контексту позволят по-настоящему углубиться в тему, осознать роль и происхождение этих непристойных гибридных образов. Вне этого контекста они превращаются всего лишь в собрание забавных уродцев, курьезов наподобие кунсткамеры.
Гравюры из сборника «Озорные сны Пантагрюэля», XVI в.
Гравюры из сборника «Озорные сны Пантагрюэля», XVI в.
Примером такого поверхностного отношения к монстрам служит сборник гравюр, выпущенный французским издателем Ричардом Бретоном (1524–1571) под названием «Озорные сны Пантагрюэля» (фр. «Les songes drolatiques de Pantagruel»). Чтобы получше продать тираж, Бретон умышленно приписал авторство Франсуа Рабле, что не соответствовало реальности. В сборник вошли 120 листов, на каждом из которых были изображены гибридные чудовища и гротескные фигуры, созданные под впечатлением от картин Босха и Брейгеля. Однако в сборнике они представлены не единой многофигурной композицией, а каждый монстр занимает свою собственную страницу. Книга была похожа на своего рода каталог фантастических тварей, изображенных с большой оригинальностью и вниманием к деталям. В дополнение к телесным странностям и физическим уродствам представленных на гравюрах существ, в них можно найти аллюзии на образы нечестивых монахов, священнослужителей, стариков и военных. Иногда в отдельных фигурах усматривают пародию на известных современников, что, впрочем, практически недоказуемо. Нередко человеческое начало смешивается в этих существах с животными чертами: люди могут заимствовать части рыб, обезьян или птиц. Особенно оригинальными кажутся костюмы изображенных персонажей, которые, пожалуй, превосходят по своей сложносочиненной структуре наряды фантастических героев Босха. Иллюстрации не содержат никаких надписей, что предоставляет смотрящему самое широкое поле для интерпретаций. Но есть ли в этих чудовищах смысл? Особенно в ситуации, когда они вырваны из контекста и существуют сами по себе на отдельных листах? Думается, что в этом примере основной целью издателя была не столько морализаторская или эзотерическая составляющая, сколько желание развлечь публику, заставить зрителя хотя бы на мгновенье удивиться или улыбнуться. Автором рисунков, по которым были изготовлены гравюры для сборника, вероятно, был Франсуа Депре. Его можно считать первым в истории искусства мастером, который отрешился от какой бы то ни было сюжетной подосновы изображений, полностью
