помышляю?
— Ты поступаешь неблагоразумно. Тебя считают подругой короля. А знаешь, что это означает? Что ты его любовница, что из честолюбия или из-за помутнения разума ты бросилась в объятия прокаженного.
— Кто меня осуждает?
— Это всеобщая молва, об этом говорит весь двор. Но я-то, сестричка, я тебя знаю и руку отдам на отсеченье, что ты невинна.
— Это чудовищно!
— Став теперь старшим в семье, я должен принять все меры, чтобы уберечь тебя от сплетен и… от твоей собственной неосторожности и излишнего великодушия…
С кисло-сладкой улыбочкой он стал подтрунивать над нею:
— Разве не чудовищно и то, что король так мало ценит твои услуги? Подумай о рабах, которые заразились! Да, действительно, это странно, что он не находит способа щедро отблагодарить тебя, уважая твою щепетильность и общественное мнение.
— Что ты имеешь в виду?
— Коль скоро ты ничего не хочешь для себя, то он мог бы мне дать гораздо лучшую должность. Не сердись. Это всего лишь мое предположение. Но позволь мне упрекнуть тебя в том, что ты стала понемногу забывать меня с тех пор, как стала ухаживать за ним и вся ушла в свои чувства…
В тот день Жанна плакала.
— Он согласен на то, — рассказывала мне она, — чтобы я заболела проказой и потеряла честь, лишь бы от того выиграл он сам. О, Гио, ты теперь единственный, кому я могу поверить свои горести.
Вскоре Рено получил денежное вознаграждение, новые доспехи и был повышен по службе. У него хватило цинизма сказать мне:
— Наконец-то она стала понятливой!
Однако когда он стал благодарить Бодуэна, последний разуверил его: Жанна за него не хлопотала.
— До меня дошли слухи, — сказал король, — что вы изучаете арабский язык. Это говорит мне о многом.
— О чем же, государь?
— О том, что по завершении срока вашей службы крестоносцем вы не собираетесь возвращаться домой в Молеон, а намереваетесь задержаться и, возможно, пустить тут свои корни, если на то будет воля Божья. Такие планы можно только приветствовать. Сколько наших друзей ныне спят и видят свое возвращение отсюда, как, например, мой кузен из Фландрии и его вассалы. Они считают, что, совершив паломничество и обменявшись более или менее удачными ударами меча с противником, они выполнили свой долг.
— Вы правы, государь, именно таковы мои намерения, если только мне хватит средств осуществить их.
— Для этого очень скоро — как только вы получше узнаете наш край — я передам под ваше начало отряд туркополов. Это отборное войско, подобное коннице Саладина, легкое и подвижное.
— Скакать во главе туркополов столь же почетно, как и выступать с закрытым забралом в сжатых рядах, латников. Но если ваши планы на меня таковы, то все будет в порядке.
— Мы скоро вновь перейдем к сражениям. Саладин все больше беспокоит меня своей деятельностью. Он готовит войну, не знаю только, куда он нанесет удар.
— С вами мы одолеем его, как это уже было при Монжизаре!
— Посмотрим. Я надеюсь, в этих грядущих сражениях вы проявите свою доблесть, в которой лично я не сомневаюсь, но это нужно вам самому, чтобы не бояться зависти других.
— Я вас не разочарую!
— Если вы будете исправно нести вашу службу, ничто не помешает мне женить вас на какой-нибудь богатой молодой вдове или дочери богатого сеньора: их столько гибнет! И я, будучи в вас уверен, с великой радостью пожалую вам земельное владение.
Рено, который уже видел себя графом Яффы или Аскалона, рассыпался в неудержимых благодарностях и заверениях в преданности. Бодуэну пришлось прервать его:
— Особенно опасайтесь теперь льстецов; они мастера в искусстве возмущать сердце и дух, омрачать искреннюю привязанность людей ко мне и порочить их преданность. Они служат не мне, а самим себе. Им в высшей степени неприятно, когда возле меня находятся преданные люди, те, к кому я питаю особое расположение, мои близкие советники…
Затем он добавил с неожиданной резкостью:
— Они опасаются, как бы их злые поступки не вывели меня из терпения и я не оказался достаточно сильным, чтобы их покарать!.. Не обольщайтесь тем, что я не отвечаю на их выходки, это временно. Я им воздам за них, и очень скоро! Они считают, что у них нет никаких обязанностей, а лишь одна сиюминутная и сомнительная выгода.
И снова:
— Еще недавно это меня печалило, приводило в отчаяние — раньше, но не теперь.
На лице его блуждала улыбка Плантагенетов, столь известная среди западных принцев.
— Право, довольно! И даже сами их происки забавляют меня, как шахматная игра. Но они очень плохие партнеры, они слишком торопятся…
Любой другой на месте Рено смутился бы этими последними словами. Однако заключавшееся в них подозрение и скрытое предупреждение не дошли до него. Будучи несколько ограниченным, он не мог себе представить, что есть гораздо более богатые натуры, чем он сам; что в личности короля сочетались умелый распорядитель и государственный муж, ловкий политик и мудрый, целеустремленный военачальник. Вопреки надменности и амбициям, в большом теле Рено жил пока еще подросток; но он не замедлил стать взрослым…
20
ГРОТ ПАНА
Как раз в этот год в окрестностях Дамаска свирепствовала засуха. Предполагалось, что в ближайшие годы она должна была усилится и оказать нам большую помощь. Дамасские пастухи уводили стада в Панейские леса, вернее, в те поросшие ивами и тополями долины, где берет истоки Иордан, и где находится грот Пана. В то время, когда совершался этот перегон скота, Саладин вместе со своим войском находился в Дамаске. Бодуэн направился к Панейским лесам вместе со своим коннетаблем Онфруа де Тороном. Казалось, что стада плохо охраняются и что, в наказание неверных за их грабежи и разбои, их легко можно было угнать.
Король совершил ошибку: он послушался своего коннетабля и разделил войско на несколько колонн, с тем, чтобы удобнее напасть на животных и их пастухов. А между тем Саладин, предупрежденный о нашем приближении, послал в разведку своего племянника, Фаррух-Шаха. В случае если бы наше появление подтвердилось, он должен был подать сигнал тревоги, и тогда подошел бы Саладин со своей армией. Одним словом, и мы и они действовали вслепую. Нами руководил злой рок: перед двумя нашими колоннами, зажатыми в глубокой теснине, неожиданно возник отряд Фарруха. Наш же отряд был всего лишь королевской стражей; основные силы были на равнине, где запасали корма лошадям. Предстояла беспощадная схватка.
— Спасайтесь, государь, нас слишком мало!
В этой ранней апрельской жаре, в пыли завязалась яростная битва, унесшая жизни многих, так
