древних мантр и чар, которые призывают потусторонние силы, укрепляя веру верховного жреца и его последователей.
— Что ты хочешь? — спрашивает жрец, обращаясь к верховному эльфу.
— Я привел этого оборотня, потому что мой дар внушения не подействовал на него. Это можно объяснить только одним: его что-то защищает, и мне нужно узнать, что именно.
Под пронзительным взглядом жреца я чувствую, как мое тело теряет силу, а мысли начинают расплываться, путаясь в голове. Я пытаюсь бороться с его влиянием, концентрируюсь на своей прошлой жизни, вспоминаю родной мир и дорогих мне людей: любящие руки матери в самом детстве, занудные наставления отца, заботливые объятья Горыныча после соревнований, и нежные Леркины поцелуи. Наконец, с трепетом в сердце я ощущаю, как его щупальца начинают ослабевать и покидать мой разум.
Жрец наблюдает за мной внимательным изучающим взглядом, словно пытается проникнуть в самую мою суть, вынуть сердце и душу, разложив их по полкам. Затем он медленно кивает, выражение его лица становится крайне задумчивым.
Ну вот, и этот завис! Теперь еще миллион лет будут обсуждать, что со мной не так, пока я тут от старости не засохну и в мумию не превращусь.
— Ему не подвластно и мое внушение тоже, — выносит свой вердикт жрец, а я не понимаю, хорошо это в конечном счете, или плохо. — Этот оборотень обладает необычным даром, который защищает его от нашей магии.
— Но как такое возможно? Что это за дар? Не может же он оказаться тем Призраком света, о котором говорится в пророчестве? — еще больше все запутывает Фэйл, когда я в своих мыслях только собрался домой.
«Какое, мать вашу, еще пророчество⁈ — все чаще колотится сердце. — Нет, парни, я не тот, точно не тот, кто вам нужен! Да меня Лерка ждет».
Тревожные волны новых мыслей и вопросов настигают меня, и я жадно впитываю каждое слово верховного жреца.
— Точно я знаю одно, его судьба тесно связана с энергиями этих мест, — водит в воздухе руками старик, будто бы нащупывая какие-то невидимые нити и потягивая за них. — А еще, что он не тот, за кого себя выдает! — забивает последний гвоздь в крышку моего гроба, и я понимаю, что это конец.
Глава 17.2
Тревожные сны
ЛЕРА
— Мама! — испуганно вскакиваю с постели.
Темное небо за окном озарено лишь тусклым светом свечи. Мама мгновенно прибегает в комнату, ее глаза взволнованно блестят в полумраке.
— Тише, девочка моя, тише, — обнимает она меня и гладит по волосам, прижимая к себе. Только я все равно продолжаю дрожать.
— Я снова кричала во сне?
— Снова, — недовольно ворчит в полудреме Уля с соседней кровати, и демонстративно переворачивается на другой бок.
— Простите. Я не хотела никого разбудить. Но этот ужасный сон… он будто не кончается.
Уже третью ночь я просыпаюсь от кошмара. Сердце все еще бешено колотится, ночная сорочка пропитана холодным потом.
Стоит закрыть глаза, передо мной как наяву встает Егор, бесконечно блуждающий по Сумрачному лесу, откуда нет выхода. Тьма поглощает его, окружает со всех сторон, не оставляя надежды на спасение. Я вижу, как он беспомощно борется, стремясь выбраться из объятий страшных теней, но они лишь сгущаются, становясь все плотнее и непроницаемее.
Я и сейчас все еще чувствую его отчаяние, а также глубокую боль от того, что не могу помочь своему любимому. Даже проснувшись, сердце еще долго бьется в унисон с гнетущими образами сновидения.
— Тебе не за что извиняться, — тихо шепчет мама, продолжая меня успокаивать. — Это нормально, переживать за своих любимых. Особенно после того, как Добруш рассказал, куда и с кем он отправился. Видно, между вами с Егором действительно крепкая связь.
— Он ведь вернется, правда? — еле сдерживаю слезы, прижимаясь к самому родному человеку.
— Вернется, как же иначе, — тепло улыбается мама. — Эльфы обещали его вернуть, значит, вернут. Они всегда держат слово.
— Так же, как наш отец? — вспоминаю я ее многочисленные рассказы и перевожу взгляд на старую пожелтевшую фотографию с портретом папы, возле которой мама каждый вечер зажигает свечу.
— Да, дочка, ваш отец всегда был человеком слова и выполнял данные обещания. Не выполнил только последнего, не успел, — с грустью признает она. — Но и сейчас я не теряю надежды, продолжаю за него молиться. Кто знает, что скрывает этот густой туман на другом берегу реки. Вдруг, он все еще где-то там?
Я замолкаю, осмысливая услышанное. Никогда прежде мама о таком не говорила, и я считала отца погибшим. Но это ее признание многое меняет. Возможно, поэтому, не растеряв с годами женскую привлекательность, мама по-прежнему остается одинокой и живет все в том же доме отшельницей. Где-то в душе она все еще надеется на чудо и его возвращение.
— Молись за своего любимого, дочка, не сдавайся, теперь это в твоих силах. Призывай на помощь силы огня, они защитят его от злых духов и укажут путь, — шепчет мама, утешая меня. Я вглядываюсь в пламя свечи, и его пульсирующий свет действительно кажется мне магическим.
Мама прижимает меня к себе еще крепче, словно хочет передать свою любовь и защиту через объятья. Мы обе смотрим на огонь, потом на портрет отца, и я чувствую, что несмотря на темноту, страх и расстояния мама всегда будет рядом, готовой защитить своего ребенка от любой угрозы.
* * *
Днем меня по-прежнему терзает тревога. Я жду от Егора вестей, только они все не приходят. В голове мелькают самые ужасные мысли, и сердце стучит быстрее обычного. Руки не слушаются, сконцентрироваться на заклинаниях не выходит. В итоге, несмотря на все мамины усилия хоть чему-то меня научить, я творю не пойми что. Сама не понимаю, как это выходит, только вместо управления воздушными потоками, над которыми бьюсь уже полдня, на поляне возле дома образуется небольшой ураган из огненных сердечек.
— Дождь, Лера, срочно призывай дождь! — переживает мама и ей вторит целый хор возмущенных жаб, когда вода из их болотца перемещается на тушение едва зародившегося пожара.
Мама суетится и размахивает руками, Вольт всюду бегает за ней и преданно виляет хвостом, а вот Ульянка, наблюдая за устроенным мною представлением, заливисто смеется в голос. Даже ленивый гусь по кличке «Штраф», поселившийся на чердаке, и тот выглядывает из своего укрытия, чтобы надо мной погоготать.
— Все, перерыв! — обессиленно опускается на пенек мама и переводит на меня заботливый взгляд своих голубых глаз.
— Простите, я не хотела, — нервно сглатываю, чувствуя себя никчемной ученицей и такой же непутевой дочерью. Этот дом на болотах —
