хочу.
— Увы, Дарья Спиридоновна, я вправе лишь предполагать. Кто знает, возможно, господину приставу пришлись по душе мои методы расследования преступлений?
— Расследование преступлений? — брови девушки от удивления спрятались в волосах. — Так вы сыщица? Как в газетных романах?
За спиной Колпаковой внезапно материализовалась Алевтина. Покружила недолго над нашими головами и зависла, остановив на мне такой же, как и у репортерши, немигающий взгляд.
— В некотором роде…
— До чего необычно. Женщина, щелкающая преступление, как белка — орешки.
— Ну, это слишком громко сказано, — покраснела я.
— Да будет вам, Софья Алексеевна. Наверняка в вас сокрыт недюжинный талант. Иначе с чего бы Гордею Назаровичу доверять вам следственные тайны? — Дарья вдруг вся загорелась, открыла шкафчик в столе и принялась рыться в бумагах. — А позвольте, мы его испытаем?
Я внезапно закашлялась.
— Испытаем?
Девушка быстро закивала и положила передо мной конверт, с выглядывающими из него черно-белыми фотокарточками.
— Статью я готовлю для завтрашнего нумера. Второго дня, на Лесновской, была найдена повешенной в собственном доме молодая барышня. Из семьи достойной. Папенька — коллежский секретарь при Китежском земском суде. Свадьба на носу. Жених влюблен без памяти. И тут такое…
— Кем найдена? — уточнила я, внимательно разглядывая посмертные фото покойной.
— Доставщиком цветов. Ох и напужался, несчастный. Двери, говорит, на распашку. В доме — ни души. Папенька с маменькой в деревне, у родни гостили. Жених с приятелями всю ночь в ресторации пили почем зря. А девица в петлю. И предсмертной записки не оставила.
— Предсмертные записки только в романах пишут, — отмахнулась я. — А в реальной жизни — крайне редко.
Дарья задумчиво наклонила голову к правому плечу и почесала лоб.
— Полагаете — несчастная любовь?
Алевтина, словно речь шла о ней, взметнулась к потолку и печально завыла, присоединяясь к царящему в издательстве шуму.
— Смотря с какой стороны посмотреть, — протянула я. — По всем признакам, барышня была повешена уже мертвой. Но, как именно ее убили, сказать не могу. Нужен медицинский отчет.
— Но… Как… — Дарья судорожно сглотнула. — Как вы догадались?
— Благодаря фотографиям, — кивнула я на черно-белую стопку. — Тело человека довольно живучее, и будет сопротивляться до последнего. Во-первых, на полу остались бы… скажем так — следы последней трапезы. Во-вторых, она висит лицом к стене, но обои в идеальном состоянии. Ни царапины, ни пореза. А ведь борясь за дыхание, человек готов обломать ногти, лишь бы спастись. В-третьих, на лице и шее никаких заметных следов асфиксии. Ну и самое главное, расстояние от пальцев ее ног до пола приличное, а табуретки или стула, на которые она могла бы взобрался, поблизости нет. Полагаю, убийца не использовал пистолет или нож. Иначе зачем утруждаться имитацией самоубийства? Возможно яд. Я бы на месте следователей проверила бывших возлюбленных. И ее, и жениха.
Колпакова молчала около минуты. Все это время изучая меня внимательным взглядом. Затем не выдержала и схватила за руку, будто пытаясь убедиться, настоящая ли я.
— Софья Алексеевна, ныне я всецело понимаю господина пристава. Вы — уникальная барышня!
— Ну это вскрытие покажет, — неловко пошутила я, но улыбки не дождалась.
Дарья снова открыла шкафчик, достала лист с переписанным от руки медицинским отчетом и протянула мне.
— «След от инъекции на шее», «яд растения гельземиум»… Любопытно.
— Вы были правы, девушку отравили. Под подозрением бывшая невеста несостоявшегося жениха, — Дарья находилась под величайшим впечатлением и глядела на меня, как на античную статую в сельском музее. Мне даже стало не по себе. — Софья Алексеевна, а не желаете устроиться в наше издательство? Я готова составить протекцию…
— Ни к чему, — покачала я головой. — Работы у меня хватает. А вот от помощи не откажусь…
Поезд стоял под парами. По перрону носились чумазые дети. Многочисленные пассажиры и провожающие ждали последнего свистка.
Запрыгнув на подножку золотистого вагона второго класса, мы с Дарьей устроились на мягкой двухместной скамейке, обитой добротным сукном.
Холодно. Людей мало. Большая часть мест пустовала. Оно и понятно. Кому охота трястись в нетопленом вагоне несколько часов?
— Дарья Спиридоновна, вы даже не представляете, как я вам благодарна. И адрес нужный отыскать помогли, и компанию составить предложили…
— Будет вам, голубушка, — ободряюще улыбнулась мне девушка. — У меня и своя забота имеется. Это ж какая сенсация, ежели купец Тичиков жинку на тот свет отправил?
Признаюсь, ее странное воодушевление несколько пугало. Журналисты во все времена — кровожадный народ. Правда, повод это не веский, чтобы отказываться от сопровождения. С реалиями текущего времени я толком не знакома. А у Ермакова, чью кандидатуру я также рассматривала, своих дел полно. Ломбарды, скупщики краденного. Тут не до чужой интуиции.
— Это всего лишь мои предположения. Буду счастлива, если они не подтвердятся, — пожала я плечами и уставилась на идущего по вагону проводника.
— Отправляемся через минуту! Провожающих прошу на выход.
Похоже, в нашем вагоне таких не имелось, так как с места, до протяжного свистка паровоза, так никто и не встал.
— В любом случае, Софья Алексеевна, для меня честь быть представленной такой выдающейся женщине, как Клавдия Никаноровна. Послушав ваш рассказ о господине Тичикове, я решила, что непременно напишу статью о ее подвиге. Увековечу имя страдалицы, вынужденной терпеть мужа-тирана.
— Как похвально… — думая о своем, кивнула я. — Дарья Спиридоновна, вы, случаем, не захватили с собой записи, о которых я вас просила?
— Ну а как же? Все при мне, — хитро улыбнулась Колпакова и достала из дорожной корзины толстую папку. — Дело Князя Тьмы. Три года собирала. Тут и заметки из газет, и документы убиенных. Авось поможет в поисках-то?
Я пожала плечами.
— Даже если нет, ознакомиться подробнее мне не помешает.
Лидия Андреевна Авакумова. Первая жертва Князя Тьмы.
С фотографии в желтом билете на меня смотрела молодая девица, со светлой, длинной косой. Губы ее были растянуты в лучезарной улыбке. На щеках глубокие ямочки. Хороша, глаз не оторвать.
Квартировала на улице Прошкина, в доме, что принадлежал некой Авгии Соломоновне Ковш. Там и принимала клиентов.
Информация о ней была скудной. Сирота. Восемнадцати лет от роду. Проходила регулярные медицинские осмотры. Красивая. Несмотря на нелегкую профессию — неунывающая. Такой жить да жить. А ее, несчастную, ножом. Еще и утопили. Как запечатлело следующее, уже газетное фото.
Не заостряя на нем внимания — уж больно жуткое зрелище — я перевернула страницу.
Наина Петровна Очакова.
От предыдущей жертвы ее отличал возраст. Эта девица лет на пять старше. И не побывавшее в воде, а потому хорошо сохранившееся тело, было найдено буквально через пару часов после совершения преступления. Жаль, что в поимке убийцы это не помогло.
Юдифь Марковна Гурвиц.
