такое в ходе дачи показаний, человеческое желание поделиться информацией, борющееся с бесконечными неизвестными последствиями наших собственных слов. Я вижу, что она хочет объяснить, но не хочет сердить Рэйлана.
Наконец, она говорит: — Я выросла не в таком доме, большом и красивом, со всеми удобствами. Я была из тех грязных бедняков, которых можно встретить только на юге. У меня была одна пара ботинок, и когда они стали мне малы, я разрезала их спереди, чтобы пальцы ног могли высунуться. У меня было семь братьев и сестер. Я была самой старшей, поэтому большая часть забот о них легла на мои плечи. Добыча еды для них была постоянной борьбой. Я брала буханку и делала бутерброды с маргарином и коричневым сахаром, если у нас был маргарин или коричневый сахар. А потом вся буханка заканчивалась, и мне приходилось искать что-то другое.
Она поджимает губы, как бы морщась от воспоминаний о голодных муках. И я понимаю, что огромные порции еды, которые она готовит и которые заполняют стол, возможно, проистекают из давнего отчаянного желания накормить любимых ею людей таким количеством вкусной еды, которое они могут переварить.
— Я бросила школу в десятом классе и устроилась на работу. Я работала официанткой в придорожном баре. Я не должна была подавать напитки, мне еще не исполнилось и двадцати одного года. Но хозяева знали о моей ситуации, и им нужна была помощь.
— Это было сурово. Я знаю, что сейчас здесь все выглядит сурово, но это не сравнится с тем, что было тридцать лет назад. Сильвер Ран был таким местом, где люди не совали свой нос в чужие дела. Именно поэтому никто ничего не делал с тем фактом, что мои родители были слишком накачаны, чтобы кормить и одевать своих детей, или следить за тем, чтобы кто-то из нас посещал школу. А если что-то и случалось, что переходило черту, люди скорее брали закон в свои руки, чем звонили шерифу.
Я медленно киваю. Я точно знаю, как это работает. В ирландской мафии то же самое, каждая семья ведет свои собственные дела. И когда возникает конфликт, ты обращаешься к одному из главных боссов. И никогда не обращаешься в полицию или к кому-то постороннему.
— Итак… — продолжает Селия. — Я подавала напитки и еду всем подряд. Владельцам ранчо и водителям грузовиков, фермерам и рабочим. Большинство мужчин были местными и относились ко мне достаточно уважительно. Они флиртовали, дразнили или, может быть, время от времени слегка шлепали меня по заднице. Но я была в относительной безопасности и зарабатывала достаточно денег, чтобы мои следующие два брата и сестра могли остаться в школе и, надеюсь, закончить ее. Потом однажды ночью кто-то, кого я никогда раньше не видела, пришел поесть.
По ее телу пробегает дрожь, как будто холодный ветерок только что подул на ее шею.
— Ему было около сорока лет, высокий и красивый. Он был одет не так, как мужчины, которых я обычно видела. На нем был приличный костюм, а его волосы были свежо подстрижены. Но больше всего я обратила внимание на то, насколько он был чист. На его ботинках и брюках не было ни пятнышка грязи. А его ногти были безупречны. Я почти никогда не видела взрослого мужчину в таком виде. Он также не был загорелым. Его лицо, шея и руки были бледными, словно никогда не видели солнца. Поэтому он сразу привлек мое внимание.
— Я подошла к его столику. Он сидел с двумя другими мужчинами, которых я не узнала, хотя они были одеты в обычные Wranglers и рубашки. И они были обычными на вид мужчинами. Они не притягивали взгляд, как он.
— Эллис, представился он, как только я подошла принять его заказ. У него был мягкий, культурный голос. Северный акцент, из-за которого он казался мне тогда экзотическим. Он сказал: Я Эллис Берр. Как тебя зовут? Так вежливо и с таким неподдельным интересом.
— Думаю, я покраснела сильнее, чем знак стоп. Я даже не знаю, удалось ли мне правильно произнести свое имя. Он заказал мартини Грей Гус, который я тоже посчитала невероятно модным. Его друзья взяли виски. И он спросил меня, что я хочу выпить.
— Я сказала: Я не могу пить, мне всего шестнадцать. И он улыбнулся, показав самые белые и идеальные зубы, которые я когда-либо видела. Тогда я должна была понять, каким предупреждением была эта улыбка, но когда ты подросток, ты не понимаешь. Ты не понимаешь, насколько взрослые отличаются от тебя. Ты думаешь, что ты один из них или близок к этому. Ты не знаешь, что в своей невинности и уязвимости ты похожа на котенка, который бегает рядом с тигром.
Я чувствую тошнотворный ужас от того, к чему ведет эта история, но я не хочу прерывать Селию, даже не хочу ее подбадривать. Я поняла, что когда кто-то находится в потоке повествования, самое худшее, что можно сделать, это прервать его. Не в том случае, если вы хотите чему-то научиться.
— Он задал мне еще несколько вопросов о себе, пока я приносила им напитки, а затем еду. О нем я не осмелилась ничего спросить. Позже от завсегдатаев я узнала, что он был крупной шишкой в компании строительных материалов в Ноксвилле. Он только что построил какое-то большое поместье в тридцати милях от Сильвер Ран.
— Эллис оплатил счет за стол, который составил около шестидесяти долларов. И он положил на стол три чистые, новые стодолларовые купюры.
— Если бы он был там, когда я брала их, я бы сказала: это слишком много, и отказалась бы брать их. Но мужчины уже ушли. Поэтому я просто взяла деньги и смотрела на них, как на золотой самородок. Как будто это было что-то волшебное, оставленное джинном в сказке.
— Потом, через пару часов, когда я вытерла все столы и мы закрылись на ночь, я вышла за ресторан, чтобы забрать свой велосипед. И там стояла элегантная черная машина, припаркованная в десяти футах от моего велосипеда. Эллис вышел из машины и сказал: давай я подвезу тебя домой.
— Я никогда не позволяла меня подвозить мужчинам с работы. Даже если шел дождь. Но я чувствовала, что не могу ему отказать, ведь он дал мне столько денег. Поэтому я села в его машину.
— Я никогда раньше не была в по-настоящему роскошном пространстве. Блеск приборной панели, запах кожи… я словно сидела в передвижном дворце. А сам Эллис казался в десять раз более могущественным и
