конфет с шампанским пришлось секретарше судьи подарить! — вздохнул он.
— Ну и слава богу! — похлопал я по плечу бедолагу старлея, — Ты мне Болдыреву открой, допрошу и от себя «рубль двадцать две» ей выпишу, отправишь потом её в ИВС. Пусть потом следак, которому дело отпишут, её у прокурора арестовывает!
Надо было всё-таки побыстрее дособрать материал и завершить первичные следственные действия. Чтобы без проблем и ругани спихнуть с себя двести десятую, возбужденную в отношении подлюки Раиски. Цинично торгующей телом собственной дочери. Кстати, надо бы и карточки пойти выставить в группе учета!
Забрав из камеры «мамку» — маму, я поднялся к себе. В кабинете, как я и предполагал, никого уже не было. Разошлись мои блудливые свидетели. Более того, кабинет был закрыт. Не раздумывая, я вместе с ворчащей что-то себе под нос Болдыревой пошел в приёмную Данилина. Очень надеясь, что ключ от моего служебного помещения не находится у выехавшей на кражу Зуевой.
— На! — протянула мне вожделенную железяку на кольце хмурая Тонечка, — И на будущее имей в виду, я вам не завхоз и не ключница! — она покосилась на стоящую рядом со мной Раиску, вся фанаберия которой после двух с половиной часов, проведенных в камере, куда-то испарилась.
Завладев ключом, я строго посмотрел на неприветливую Антонину.
— Я надеюсь, ты не злоупотребила оказанным тебе доверием и этим ключом не воспользовалась без моего ведома? По кабинету в моё отсутствие не шарилась?! — озорно подмигнув капитальной женщине Валентине, я быстро вытолкнул в коридор Раису. И сам также стремительно удалился из приемной, не став дожидаться, пока задохнувшаяся от возмущения Тонечка, подберёт для меня душевные слова.
— Ты, Рая, уже один раз меня разозлила! — пока еще спокойным и даже ленивым тоном увещевал я Болдыреву, борясь с сонливостью и голодом, — Хочешь, чтобы я опять и еще больше тебя огорчил? — мерзавка замкнувшись молчала и я продолжил, — Раиса, ты же вроде женщина не глупая, зачем тебе лишних два года за колючкой? — я без приязни смотрел на злобный колобок с мелким перманентом на щекастой и неестественно круглой голове.
Смотрел и гасил в себе нарастающее раздражение на эту досадную помеху своему походу в столовую. Подаренный Аскером свёрток с едой, я в благородном, но очень необдуманном порыве презентовал Зуевой. А теперь еще и столовая через полчаса закроется. Мне было по-настоящему грустно.
— Ты мне, начальник, баки не забивай! — вдруг совсем недобро оскалилась Болдырева, — Я, чтоб ты знал, два раза в командировки к «хозяину» уже съездила и ваши ментовские уговоры мне до одного места! Так что ты не старайся, молод ты еще, чтобы Раю на фу-фу взять! — она даже приготовилась плюнуть на пол, но я быстро поднёс к её носу кулак и наглая тётка одумалась, испуганно отшатнувшись. Видимо она своей сучьей сущностью почувствовала, что движение моей руки не было платоническим.
Время до закрытия столовой таяло, а поститься сегодня я не собирался. И без того судьба меня последнее время не баловала своей милостью. Молодой организм ни на какой компромисс с чувством долга не шел и настойчиво требовал жиров, белков, и углеводов.
— А теперь ты меня послушай, падлюка! — нависнув над вжавшейся спинкой стула в стену Болдыревой, я отпустил почти все свои чувства на волю, — Если ты сейчас не подпишешь мне протокол допроса, я попрошу, чтобы твоё дело мне отписали! И я обещаю тебе, паскуда, что сделаю всё, чтобы не только этих трех засранцев тебе в актив записать. Я всех, с кем твоя дочь за последний год в койку ложилась, найду и суду предъявлю! Ты же не полная дура и не сомневаешься, что она мне их назовет?! — сконцентрировал я на своем лице злобу.
— Тварь она неблагодарная! — с перекошенной физиономией взвизгнула Раиса, — Зря я тогда аборт не сделала, выкормила кобылу на свою голову!
— Ну это тебе виднее, — не стал я тратить время на споры относительно целесообразности прерывания беременности гражданкой Болдыревой восемнадцать лет тому назад, — А то, что Светлана тебя сдаст и поможет загрузить по самую маковку, в этом можешь не сомневаться! — я без сожаления посмотрел на расстроенную мадам Раю.
— Короче так! — потеряв терпение, начал отливать в граните я свои угрозы, — Продолжаешь упираться и тогда я соберу в кучу всех родителей п#здюков вашего двора и всех окрестных улиц! Всех, которые когда-либо отлюбили твою дочь! И поверь мне Рая дорогая, я сумею их крепко надрочить на коллективный поход в райком партии! И тогда, тварь, после этой родительской демонстрации, обвинение в суде против тебя будет поддерживать сам прокурор, а не его сопливая помощница! Так что срок получишь ты по самой верхней планке! Потому что иначе судью самого раком поставят суровые товарищи из обкома.
Гражданка Болдырева затравлено смотрела на меня снизу вверх и беззвучно шевелила губами. Много повидал я за обе жизни прожигающей глаза ненависти, но такой, с которой сейчас на меня смотрела Раиса Николаевна, вспомнить не смог.
— Ну? — видимо я тоже смотрел на эту бабу не очень добрыми глазами, потому что свои зенки она, не выдержав моего взгляда, отвела, — Идешь в сознанку? Минута у тебя на решение! — я демонстративно приподнял левое запястье с часами.
— Хрен с тобой, банкуй, начальник! — окончательно сдалась Рая и бесформенной квашнёй оплыла на стуле, будто из неё выдернули позвоночник.
В столовую я всё равно не успел.
Отступление. Чекисты
— Ну? Что ты обо всём этом думаешь? — стоя перед своим аквариумом, не оборачиваясь, задал вопрос своему подчиненному подполковник.
— Я думаю, Юрий Олегович, — начал отвечать мнимому Виктору Яковлевичу майор, — Думаю, что с этим Корнеевым надо, как следует поработать! — произнес он, вроде бы сохраняя спокойствие, но при этом нехорошо щурясь. — Вы же знаете, интуиция редко меня подводит! И я убеждён, что за этим ментом грехи есть! Я смогу его разработать, вы не сомневайтесь! И реализовать тоже смогу! Для начала разрешите, я оформлю заявку на «ноги» и на полный комплекс оперативно технических мероприятий в отношении Корнеева? Включая негласные обыски жилья и прочих мест?
Отвернувшись от суетливо рыбёшек за стеклом, старший комитетчик задумчиво смотрел в окно. Он был согласен со своим младшим коллегой, потому что и сам изнутри чесался от жгучего желания прищемить хвост не по годам наглому менту. Крепко прищемить! Так, чтобы в столыпинском вагоне уехал этот милицейский лейтенант далеко и на самый север необъятной советской родины. Где климат уже сам по себе не особо располагает к крепкому здоровью и продолжительной жизни. Чего уж там, и за гораздо меньшие
