идей.
Узколобые фанатики сами, собственными руками погубили империю, не желая проводить столь нужные реформы!
По доносу латифундистов и доминиканских монахов его убрали с занимаемого поста. Маршал был человеком умеренных взглядов и пользовался репутацией гуманного человека. Многим он оказывал покровительство и поддержку, и даже защищал их, и это вызывало лютую ненависть у сановников и клерикалов. Его отставка сразу предрешила судьбу писателя Хосе Рисаля, вполне правого, и выступавшего против восставших, но филиппинца по происхождению, известного своими призывами к реформам. Беднягу тут же отдали под суд и немедленно казнили, другим в назидание. А вот эффект получили совершенно обратный — запугать казнями филиппинцев не удалось, как расстрелами и расправами, зверствами — чего скрывать.
А причины были весомыми — ни одно из обещаний, данные повстанцам, правительство не исполнило. Наоборот, как только Агинальдо распустил армию, надеясь на подписанные договоренности, колониальные власти тут же перешли к политике репрессий. Вот и получили в ответ истребительную войну, и теперь Мадриду не поверят даже глупцы.
Теперь Манила обложена со всех сторон повстанцами генерала Эмилио Агинальдо, в бухте американские корабли эскадры Дьюи, а мадридские политиканы хотят отдать под суд честного и храброго адмирала Монтехо, того самого, что отчаянно сражался на обреченных к погибели кораблях. И этот прискорбный факт, как понял маршал, больше всего взбесил сидящих сейчас перед ним адмиралов, одолевших американский флот в битве при Сантьяго. И захвативших огромный транспортный флот со многими тысячами плененных испанскими моряками солдат армии САСШ.
В бухте, на глазах жителей Гаваны встали корабли Практической Эскадры, орудийные жерла внушали уверенность в конечной победе. Это, кстати, ощутили и повстанцы — мятежные прежде креолы потихоньку «успокаивались», а партизанские отряды стали уменьшаться, а то распадаться. Вожаки инсургентов потеряли надежду на помощь американцев, и готовы были принести «повинную», если только будет объявлена амнистия.
Маршала назначили на Кубу как опытного администратора, и он прекрасно понимал всю подоплеку событий. Ведь дай Мадрид настоящую автономию, а не ее «призрак», доверься местным уроженцам, а не их «представителям» в кортесах, все бы давно утихомирилось и даже вообще не начиналось. Нет, по наущению латифундистов, что ставили свои корыстные интересы выше государственных, политика ущемления прав здешних уроженцев продолжалось, а его предшественник на посту генерал-губернатора Вейлера-и-Николау, вообще подавлял мятеж крайне жестокими и кровавыми методами, додумавшись проводить «реконцентрализацию», согнав даже лояльных короне жителей в специальные лагеря, где те умирали от голода. И стоило многим, еще недавно верноподданным, вырваться оттуда, как они тут же переходили к повстанцам и брали в руки оружие.
Маршал отчаянно призывал правительство одуматься, дать кубинцам те реформы, в которых они нуждаются, даже полную автономию, ведь в войну вступили янки. Однако в Мадриде «твердолобые» оставались глухи к призывам, хотя понимали, что свои латифундии потеряют, но не хотели отказываться от своих, уже «призрачных» привилегий.
— Если мы сами не сделаем этот шаг, ваше высокопревосходительство, то последствия в будущем будут катастрофическими. Но я уверен, что если американцы сейчас предложит мир, то наше правительство примет это обращение за «чистую монету», лишь бы оттянуть развязку, и остаться у власти. Это правительство национальной измены, и оно только вредит Испании! А потому должно уйти само, и передать власть достойным, тем, кто побеждает врага, а не занимается казнокрадством! И такой глава государства, пока король под его защитой не достигнет совершеннолетия, которому правительство должно быть подчинено, у нас есть — это вы, маршал!
Последний генерал-губернатор и генерал-капитан (главнокомандующий) испанских владений в Вест-Индии, Кубы и Пуэрто-Рико, которые находились под властью короны почти четыре века, и были бездарно утрачены…
Глава 48
— Сеньоры, я не понимаю, о чем вы говорите…
Сергей Иванович едва сдержал улыбку, сохраняя ледяную невозмутимость на лице, глядя на наигранно-растерянное лицо пожилого маршала, возраст которого находился ровно на середине седьмого десятка — они с Серверой чуть моложе — подкатывали к шестидесяти годам. А при таком жизненном багаже нельзя удивляться — многое повидали, и научились на колючих ежей присаживаться — фигурально выражаясь. Так что генерал-капитан сейчас выигрывал время, проверяя, насколько далеко шагнули в заговоре адмиралы. И потому он решительно сделал шаг вперед:
— Нам не нравится правительство, что чуть не привело Испанию к катастрофе, мой маршал! Потому оно должно немедленно отправиться в отставку, и на то у нас есть самые серьезные основания. Вот это скоро окажется во всех газетах — и станет для него приговором! Да и у армии к сеньорам министрам накопилось много вопросов — если я не ошибаюсь, то жалование воюющим здесь солдатам не выплачивали полгода!
Рамос протянул маршалу листок с обращением Практической Эскадры к министрам — хлестким и злым, настоящая «бомба». И подписано оно было всеми пятью ее адмиралами, и еще один поставил свою подпись в Гаване, капитан порта. И это убийственный демарш по большому счету — с воюющим флотом, тем более побеждающим многократно более сильного врага шутки плохи, а тут столько «гадостей» морякам сотворили, что пора министров и «паркетных адмиралов» из окон выбрасывать, или отводить к ближайшей стенке с повязками на глазах. Да и обращение «мой маршал» Сергей Иванович произнес специально, и, судя по лицу Бланко, оно тому понравилось, на душу бальзамом пришлось.
— Восемь месяцев, альмираньте, и это еще самое малое, что правительство «сделало» для нас. Но сейчас идет война…
— Тем более нельзя терять время, хефе! Каждый день на счету — вам нужно как можно раньше прибыть в Мадрид. Нужно огородить юного короля от дурных советчиков, и сформировать «Хунту Обороны», к которой перейдет вся власть — ведь война! И провести все давно откладываемые правительством реформы, которые так необходимы нашей родине! И начинать нужно здесь, на Кубе — это в вашей власти генерал-капитана, мой маршал. Даровать полную автономию, без всякого выкупа конфисковать латифундии у мятежников, и наделить землей крестьян, но только тех, кто будет полностью лоялен короне. И пусть докажут свою верность, выступив против предателей, что хотят отдать уже их земли американцам! И освободить таких на пять лет от любых налогов, все равно их не собрать, кругом разорение, что впору помогать. Поверьте, сеньоры — такие меры живо оценят!
Пассаж явно понравился Бланко, маршал только хмыкнул, и еще раз внимательно окинул взглядом короткий текст воззвания. Сразу стало ясно, что генерал-губернатор давненько склонялся к подобным мыслям, и сейчас был рад, что флотские сами начали первыми. А так проще присоединится и