группы «сомнительного свойства», которые наносят «идейный и эстетический ущерб». В 1984 г. их стали повсеместно прижимать. Попутно правоохранительные и контролирующие органы занялись «левыми» концертами. Их приравняли к незаконной предпринимательской деятельности, организаторов и исполнителей привлекали к ответственности, вплоть до уголовной.
Впрочем, эти меры принесли совсем не те результаты, на которые возлагались надежды. «Гонениям» подверглись в основном самодеятельные рок-группы (или, как их называли, вокально-инструментальные ансамбли), игравшие на местных дискотеках. Это раздражало молодежь, провоцировало «протестные» настроения. А «левые» концерты были главным заработком советских артистов, тогдашних «звезд». Они тоже злобились на «полицейский режим», росло количество «невозвращенцев». Те, кому посчастливилось попасть на гастроли в «капстраны», все чаще оставались там. Разумеется, для этого просили «убежища», как «противники режима».
Но главным корнем зла, разрушившим советскую идеологию, Черненко считал хрущевскую кампанию по «разоблачению культа личности». Полагал, что она, как и преследования «сталинистов» после XX съезда, нанесли стране колоссальный урон. По указанию Черненко началась подготовка обратной кампании, составлялся проект постановления ЦК «Об исправлении субъективного подхода и перегибов, имевших место во второй половине 1950-х – начале 1960-х годов при оценке деятельности И. В. Сталина и его ближайших соратников». А к 40-летию Победы, 9 мая 1985 г., намечалось обратное переименование Волгограда в Сталинград. Но единственное, что успел сделать Константин Устинович в данном направлении – восстановил в партии 94-летнего Молотова, исключенного Хрущевым.
Окружение Черненко было совершенно чуждо его замыслам, нейтрализовывало его шаги. Генеральный секретарь лично вручил партбилет Молотову! – но ни одна партийная газета об этом даже не упомянула. Он готовил реабилитацию Сталина, но в июне 1984 г. либеральная «Юность» опубликовала ярую антисталинскую повесть Васильева «Завтра была война». Никакой реакции со стороны ЦК не последовало, редакторов не поснимали и не взгрели. А потом у Черненко случился очередной отпуск. Академик Чазов вместе с Горбачевым порекомендовали ему высокогорный курорт «Сосновый бор» на Кавказе. Его помощник Виктор Прибытков вспоминал: как раз там Константин Устинович собирался поработать над постановлением об антисталинских «перегибах».
Правда, у Прибыткова возникли сомнения, допустимы ли горные условия для астматика. Но ведь их прописал главный придворный медик! Расхваливал «чистейший воздух». Да и Горбачев вовсю рекламировал «Сосновый бор» как изумительное место для отдыха. Но Черненко смог пробыть там лишь 10 дней. У него сразу пошло ухудшение. Он ни разу не выходил из помещения, даже по комнатам передвигался с трудом. Потом вообще потребовалась «каталка». Из Москвы примчались Чазов с лечащим врачом Чечулиным и после осмотра заявили: «Надо менять курорт». Прибытков не выдержал, прямо обратился к Чазову: почему Черненко с астмой направили в разреженный горный воздух. «Тот смутился и снова отвел глаза в сторону. Ничего не ответил, – писал позже Прибытков. – Кто знает, может, просто привычка у него такая была… Судить не берусь, даже по прошествии минувших лет» [55].
Черненко перевезли в Подмосковье. Ходить самостоятельно он не мог, говорил с трудом, его душил кашель. Для него на даче и в кабинете установили специальные кислородные аппараты. Его здоровье было окончательно подорвано. Если Черненко и появлялся на заседаниях Политбюро, то его вносили на руках, когда в комнате еще никого не было. Усаживали за стол, пододвигали, а потом приглашали войти остальных, и Черненко говорил им невнятно несколько фраз, зачитывал приготовленное помощниками. Он превращался в декоративную фигуру. А делами стал заправлять «второй секретарь». Горбачев.
Вроде бы все шло своим чередом. Внедрялась реформа школы, подготовленная под руководством Черненко. Советских детей переводили на 11-летнее обучение. Но в школу по выбору родителей их можно было отдавать с 6 или 7 лет. По инициативе Константина Устиновича 1 сентября стало новым праздником, Днем Знаний. Еще одна реформа коснулась профсоюзов. Их права расширялись, они могли обжаловать в высших инстанциях решения руководителей предприятий, местных партийных и хозяйственных начальников, если эти распоряжения нарушали законы или мешали улучшать производство. В октябре прошел пленум ЦК КПСС. На нем Черненко выступил, кое-как сумел сказать, что начинается подготовка к XVII съезду, что партия наметила основные пути улучшения в экономике – ускорение в развитии производства, научно-технический прогресс, использование интенсивных факторов. Но это оставалось лишь общими словами. Для практической реализации требовались энергичные усилия руководства. А их не было. Да и профсоюзы не слишком-то стремились наживать себе проблемы, конфликтовать с начальниками, от которых зависели.
А кампания по борьбе с коррупцией стала приобретать несколько своеобразные формы. Многие дела фактически сворачивались. Например, при масштабном расследовании о безобразиях в столичной торговле главных фигурантов во главе с начальником Главмосторга Трегубовым выгородили и выпустили. Вроде бы не нашли доказательств. Осудили к смертной казни и расстреляли только директора Елисеевского гастронома Юрия Соколова, а через некоторое время – директора Дзержинской плодоовощной базы Мхитара Амбарцумяна. Историки, изучавшие дела, приходили к выводу: обоих сделали «крайними» именно за то, что они сотрудничали со следствием, выложили многие имена, раскрыли схемы хищения. За это тому и другому было обещано снисхождение, но вышло наоборот.
Еще одним «козлом отпущения» сделали бывшего министра внутренних дел Щелокова. Дело о «коррупции в МВД» вдруг возобновилось. Щелокова и его родных стали таскать на допросы, травить в прессе. 6 ноября 1984 г. лишили звания генерала армии, 7 декабря исключили из партии. 10 декабря он написал письмо Черненко, доказывал, что «не нарушал законности, не изменял линии партии, ничего у государства не брал». Просил оградить от преследований его детей, потому что «они ни в чем не повинны». А 12 декабря 1984 г. указом Президиума Верховного Совета Щелокова лишили звания Героя Социалистического Труда и всех наград, кроме боевых. На следующий день его не стало.
По официальной версии, он надел мундир со всеми орденами и выстрелил себе в голову из охотничьего ружья. Хотя его письмо к Черненко, которое признали предсмертным, было составлено тремя днями раньше. Поэтому существуют и другие версии. Убийства или принуждения к самоубийству с помощью шантажа. Например, угрозами в адрес детей. В любом случае факты показывают, что его настойчиво подталкивали к смерти и уничтожили. Причина напрашивается одна. По роду своей деятельности он слишком много знал.
А Михаил Сергеевич как раз в эти дни, когда погибал Щелоков, собирался в дорогу. Из Лондона поступило приглашение от Маргарет Тэтчер: для налаживания отношений между двумя странами прислать в Англию «парламентскую» делегацию – от Верховного Совета СССР к британским парламентариям. Но оговаривалось однозначное пожелание: возглавить делегацию должен непременно Горбачев – в Верховном Совете он возглавлял комитет по международным делам. Дело выглядело крайне важным: Англия сама протягивает руку! Шаг к «разрядке»! Михаил Сергеевич сумел получить от Политбюро такие полномочия. С ним, конечно,
