пищевое отравление.
Виктор, который никогда не упускал случая поддразнить меня, ухмыляется.
— Ты отвел ее в плохой ресторан, что ли?
Я закатываю глаза, не в силах собраться с силами для достойного ответа.
— Да, да, посмейся над этим. Я волновался, что это что-то с ребенком, — признаюсь я, проводя рукой по волосам, от облегчения я чувствую легкое головокружение.
Взгляд Софии смягчается, когда она смотрит на меня, а затем переключается на Ивана и Виктора.
— Вы действительно бросили все ради меня?
Максим, обычно стоический человек, слегка улыбается.
— Конечно. К тому же мы не могли позволить Ивану самому разбираться со всей больничной бумажной работой. Он бы, наверное, объявил войну медсестрам.
Комната наполняется смехом, напряжение наконец-то спадает. Состояние Софии, хотя и неприятное, несерьезное, и знание того, что с ней все будет хорошо, снимает с моих плеч груз, который я до конца не осознавал.
— Спасибо вам всем, — говорит София, ее голос густ от эмоций. — Но в следующий раз, может быть, просто хороший домашний ужин, хорошо?
— Договорились, — обещаю я, протягивая ей руку и нежно сжимая ее. — Больше никаких шикарных ресторанов на некоторое время.
— Вы, ребята, преувеличиваете. Я в порядке! — Она пытается отмахнуться от нашего беспокойства, но никто из нас на это не купится. Не после того, как она нас напугала.
— Да, потому что сгибаться от боли — это твоя версия "в порядке", — отвечаю я, сохраняя легкий голос, но не в силах скрыть скрытое беспокойство.
Виктор прислонился к стене, скрестив руки, на его губах играет ухмылка.
— В следующий раз я буду готовить. По крайней мере, из-за моей еды люди не попадают в больницу.
Я добавляю:
— Тогда нам понадобится дегустатор. На всякий случай. — Эта бесстрастная речь вызывает смех у Софии, и даже Максим улыбается.
— Видите? Вот за что я вас люблю, ребята. Вы превращаете посещение больницы в комедийное шоу. — Говорит София, и ее смех наполняет комнату, ослабляя напряжение, сковавшее мои внутренности.
Я придвигаюсь ближе и беру ее руку в свою. Ее кожа теплая, а хватка крепкая.
— Больше никаких подобных штучек, хорошо? Ты слишком важна для нас.
Ее глаза встречаются с моими, в них мелькает знакомая искра неповиновения.
— Я не планирую свои заболевания, Иван. Но я постараюсь свести их к минимуму.
Виктор снова вклинивается:
— Хорошо, потому что мое сердце не выдержит этой драмы. Я слишком стар.
— Ты не старый, ты просто плохо сохранился, — парирует София.
Мы смеемся, а потом снова наступает тишина.
— Дадите мне обещание? — Голос Софии прорывается сквозь тишину, в нем смешались шутка и серьезность. Атмосфера в комнате меняется, все настраиваются, чувствуя перемены. — Никакой больничной еды. Я убеждена, что она сама по себе опасна для здоровья.
Я откидываюсь назад, полуулыбка играет на моих губах, когда я встречаю ее взгляд.
— Считай, что все сделано. В следующий раз я буду шеф-поваром. Только… может, не стоит сдерживать свои ожидания, ладно? Гурманство — не совсем мой стиль.
— Это обещание? — Ее вопрос застыл в воздухе, приправленный игривым сомнением, которое скрывает ее искреннее беспокойство по поводу моих пресловутых кухонных подвигов.
Тихонько смеясь, я наклоняюсь ближе, и момент становится более легким, более интимным.
— Ты сомневаешься в моем мастерстве на кухне? — Поддразниваю я, надеясь увидеть блеск в ее глазах, тот взгляд, которым я так дорожу.
Она встречает мой взгляд, на ее губах пляшет улыбка, молчаливое признание наших общих моментов, наших внутренних шуток и того комфорта, который мы в них находим.
— Полагаю, мне придется довериться тебе, — говорит она, ее голос — тихий шепот, который каким-то образом говорит о многом, заставляя меня молча поклясться всегда сохранять это доверие в неприкосновенности.
— Может, мне стоит покормить тебя самому? — Предлагаю я, и мой тон становится опасно сладким, когда я отпускаю ее подбородок и снова сажусь.
Максим фыркает рядом со мной, его взгляд перебегает на Софию, а затем возвращается ко мне.
— Если ты будешь готовить, мы могли бы заранее нанять скорую помощь.
— Я не так уж плох, — спокойно отвечаю я, хотя внутри ухмыляюсь как сумасшедший.
— Просто ты умеешь пользоваться ножом только для одной вещи, — насмехается Виктор с другого конца комнаты.
— Ну, это не совсем так, — бесстрастно пожимаю я плечами. — Ножом я могу сделать гораздо больше… но вы, ребята, не захотите увидеть или попробовать это на вкус.
Я встаю со стула и делаю два шага к кровати Софии, а в голове роятся мрачные мысли о ней при других обстоятельствах — связанной и беспомощной подо мной, пока я показываю ей, какой силой может обладать нож.
Но об этом позже. Сейчас мне нужно уверить ее, что она не умрет под моим присмотром.
— Ладно, мальчики, — наконец нарушаю я тишину, в моем тоне звучит смертельное предупреждение. — Хватит этого дерьма. — Я окидываю их пристальным взглядом, а затем перевожу взгляд обратно на Софию. — Пора домой.
Я решительно киваю.
— Давай тебя выпишем. — Я придвигаюсь к краю кровати, готовый помочь ей встать.
Она принимает мою руку, и я осторожно поднимаю ее. Каждое мое движение — осторожное, защитное. Я чувствую на себе взгляды Максима и Виктора, их разговоры смолкают из уважения к моменту.
Мы медленно идем к машине. София опирается на меня, ее силы возвращаются, но еще не полностью. Она хрупкая, что напоминает мне о том, как много она для меня значит.
Прохладный ночной воздух встречает нас, когда мы выходим за пределы больницы. Уже поздно, мир вокруг нас тихий, почти мирный. Я помогаю Софии сесть в машину и убеждаюсь, что ей удобно, прежде чем мягко закрыть дверь.
Я опускаюсь на водительское сиденье и смотрю на нее. Уличные фонари отбрасывают тени на ее лицо, но я все равно вижу следы боли.
— Пристегнись, — мягко говорю я.
Она поднимает на меня глаза, и сквозь дискомфорт пробивается полуулыбка.
— Всегда заботишься обо мне, да?
