винтовки, ждали немцев.
В принципе, любое наступление до начала массовой механизации армий происходило одинаково. Удар артиллерии, бегущая вперед пехота и в лучшем случае фланговые удары кавалерии. Вот только в это время появилась одна серьезная проблема. Насыщение пулеметами превращает любую атаку в кровавую мясорубку.
— Готово, — доложил наводчик пулемета.
— Огонь!
Пулеметная очередь щедро собирала кровавую дань с бегущих на нас немцев. Мы многое, что не успели сделать, в том числе и найти достаточное количество саперов с новыми минами и гранатами, но пулеметов хватало. Поэтому первая пробная атака не успев начаться тут же захлебнулась. Жаль, что это лишь только начало. Противник соберется и с новыми силами погонит солдат на пулеметы. Может быть перед этим еще раз обстреляют.
Как я и предсказывал наступление немцев началось сразу же после очередного артобстрела. К тому же, туман прошел, и артиллерия усилила обстрел, что вылилось в череду точных попаданий по нашим укреплениям и ранению осколками всего пулеметного расчета. Сам пулемет на первый взгляд не пострадал и кроме меня больше некому было встать за него. Быстро организовав эвакуацию раненных в безопасное место, я заметил, что на ногах кроме меня остался Дзержинский и пара испуганных солдат.
— Перезаряжай ленту!
Мой приказ вызвал у него негативную реакцию. Руки сильнее сжали винтовку, а в глазах была заметна внутренняя борьба. Психика на грани срыва. Вокруг трупы вперемешку с землей, да и по окопу раскиданы части тел еще недавно живых людей. Ужасы войны со множеством страшных смертей не проходят бесследно и вызывают стресс даже у самых сильных. В нашем случае еще дополнительно накладывается классовая неприязнь опытного агитатора и организатора восстаний.
— Понимаю какие сейчас мысли в твоей голове. Я концентрация всего, что ты ненавидишь, а в руках оружие, что еще надо для совершения справедливости⁈ Там граница и семья в Швейцарии. Скажешь, что убил великого князя Романова и тебе будут все дороги открыты. С твоим опытом подпольной деятельности легкая задача.
— Думаешь не смогу выстрелить⁈ — с вызовом спросил Дзержинский.
— Стреляй или выполняй приказ, солдат!
Моя рука лежала на рукояти пистолете, и я готов был его применить, но без особого на то желания.
— Слушаюсь, ваше императорское высочество, — сквозь зубы процедил Дзержинский.
Все-таки в глубине души в нем осталось какие-то хорошие качества, которые не позволяют ударить в спину. Смена ленты и новая очередь из пулемета косит врагов. Бегущие немцы падали на землю, как кегли, но за ними бежали все новые и новые солдаты. Тут даже пулеметы не справлялись. А рядом со мной «сгорал» от ненависти Дзержинский на своей шкуре почувствовав все прелести войны, когда рядом могут быть только свои, а на той стороне враги. Простая истина из той же оперы, что и «убей или убьют тебя».
Наконец, наша артиллерия заработала, накрывая снарядами со шрапнелью атакующих немцев, что заставило их снова вернутся на свои позиции. Небольшая передышка не повредит. Проверив работоспособность пулемета и залив воды, я повернулся к своему помощнику.
— Это вам не от полиции бегать, Феликс Эдмундович. Вот она настоящая правда жизни.
— Я все равно ненавижу вас! Паразиты на теле народа и душители свободы вы рано или поздно ответите за все ваши злодеяния. Народная кара постигнет каждого, — горячо произнес ярый революционер, словно на одном из своих собраний.
— Может быть так и есть, но подумайте на досуге, если ваши товарищи получат власть какой шанс, что они не станут еще хуже? Сколько крови им надо будет пролить, чтобы утолить свою жажду? Или вы думаете все люди святые… глубоко ошибаетесь. Поменяются одни властители судеб на других. Более жестоких, готовых на все ради своей цели. Впрочем, вы вряд ли меня поймете, так что советую вам провести время с пользой и подготовиться, как следует. Это не последняя атака.
Оставив Дзержинского приходить в себя, я спиной чувствовал его острый взгляд. Хотя и без него проблем хватало. Большое количество раненных, убитых и невероятный расход патронов. К тому же, на небе появились немецкие самолеты, а значит корректировка огня будет еще точнее. Благо к нам направили резервы заместо выбитых и следующее наступление не будет легкой прогулкой для врага. Руководство корпуса показывало себя не с самой плохой стороны и есть все шансы пережить этот день.
Конечно, в случае нашего отступления есть еще временные укрепления между Перемышлем и Львовом, но надолго они не остановят каток немецкой военной машины, так что остается одно — держатся из последних сил. И надеяться на подкрепление от генерала Брусилова. Ждать следующей атаки пришлось недолго. Третья попытка была более удачной, и немцы добрались до наших окопов. Когда началась рукопашная для меня все снова слилось в череду схваток, в которых шашка так и не понадобилась, что не скажешь про Кольт и пехотную лопату.
Прыжок немца с кинжалом в руке закончился еще в полете. Я стрелял в упор, рубил по головам, не успевая перезаряжать брал чужое оружие и снова стрелял, колол, вгоняя немцев в панику. Никаких лишних эмоций только голая эффективность, помноженная на доставшиеся мне нечеловеческие возможности. Поэтому я не сразу заметил, как враг откатился назад, а точнее просто побежал.
Заваленные трупами окопы представляли из себя не самое приятное зрелище. Наши лежали вперемешку с немцами, а на лицах застыли последние эмоции в момент смерти. Известный в будущем создатель органов безопасности лежал на дне окопа, зажимая рану на груди. Осмотр показал, что жизненно важные органы не задеты. Пуля прошла на вылет, так что жить будет. Жгут, повязка, обезболик… привычной аптечки под рукой не было, поэтому оставалось только обработать и перевязать рану. Скорее всего по ранению он надолго уедет в госпиталь и оттуда будет комиссован. Интересный получается расклад.
— Матка боска! — вспомнил о религии бледный Дзержинский. — Дайте мне уже просто умереть! Сколько может это продолжаться⁈ Все в этой жизни бессмысленно.
— Значит найдите другую причину для того, чтобы жить. Ненависть зачастую убивает быстрее пули, а встать на путь созидания не так просто.
— Хватит! Прошу, оставьте меня в покое…
Поправив повязку, я повернулся на звуки шагов постороннего человека и тут произошла вспышка фотоаппарата. Что за самодеятельность? Местный журналист побледнел, увидев кого он сфотографировал, но я махнул рукой. Сам отменил запрет на журналистов и теперь нечего жалеть. Пусть военные корреспонденты доносят до людей информацию непосредственно из окопов.
Добравшись до штаба, я оценил масштаб потерь. В целом,
