Реддвей кивнул.
— Так вот что я подумал. Твой Крафт наверняка отличный парень, но правильно ли будет, если я посещу его раньше, чем его шефа? Как ты думаешь? Здесь ведь есть... — И Турецкий изобразил ладонями свою неуверенность. — Все-таки существует определенная субординация...
Реддвей задумался. Даже жевать прекратил.
— Я знаю, — сказал наконец, — мы этому твоему Гюнтеру ничего не скажем. А с Генрихом ты познакомишься случайно, как с моим приятелем. У меня ведь могут быть приятели в германском криминальном ведомстве, как ты полагаешь?
— Ну, конечно, шли по улице и... познакомились. Совершенно случайно вместе выпили пива. А почему бы и нет?
— Ты правильно понял! — Реддвей захохотал. Он был очень доволен своей выдумкой. — Крафт — настоящий немец и обожает свое пиво.
А Турецкий подумал, что Питер-то пусть и шутит, но по-своему очень прав. Ну как это обычно бывает? Шеф ведомства, тот же Гюнтер Траутфеттер, представит помощника российского генерального прокурора своим сотрудникам, с которыми русскому гостю придется работать, потом пожмет ему руку и уйдет заниматься собственными проблемами.
И совсем другое дело, когда тебя с тем, с кем предстоит в дальнейшем «пахать» рука об руку, познакомит ваш общий коллега, приятель, даже отчасти друг, и так можно сказать! Тут уж совсем иное отношение. Ну а мелкие розыгрыши поощряются у всех умных людей. И тот же Траутфеттер наверняка не дурак, если пригласил в Германию именно Турецкого. Опять же и Крафта Пит называет приличным парнем и своим приятелем, а Реддвей дураков и на пушечный выстрел к себе не подпускает. Значит, и никакая субординация не будет нарушена. Если действовать осторожно и «случайно».-Пивка попить с приличным парнем...
Это ж надо — повсюду сплошная дипломатия! А когда бандитов ловить? Вопрос, конечно, интересный...
3Рустам принял ответственность, мягко выражаясь, этак ненавязчиво возложенную на него Вячеславом Ивановичем. Неизвестно, с кем он встречался и с кем разговаривал, но уже утром следующего дня в кабинете генерала раздался телефонный звонок. Тихий, вежливый голос с заметным кавказским акцентом, указывающим на то, что абонент, вероятно, сильно волнуется, произнес:
— Извините, если я правильно набрал указанный мне номер, то я, навэрно, звоню в кабинет господина генерала Грязнова?
— Правильно звоните. — Вячеслав Иванович поче- му-то сразу догадался, кто абонент. — Представьтесь, Грязнов у аппарата.
— Господин генерал... — Голос задыхался.
— Можете просто Вячеслав Иванович. А вы, надо полагать, Али Магомедович? Я не ошибся?
— Вы нэ ошиблись.
— Ну и отлично. Вы где? Я в том смысле, что далеко ли? Сами приедете или машину за вами прислать?
— Пожалуйста, нэ надо машины! — почти взмолился голос.
— Как хотите, если нравится, езжайте на троллейбусе, на метро, в конце концов. Знаете, где я нахожусь?
— Э-э, уважаемый Вячеслав Иванович, конэчно, уже знаю. Мнэ сказали — надо позвонить. Я клянусь мамой, ны в чем нэ виноват! Так получилось!
— Вот и расскажете мне, из-за кого так получилось? Вам ведь наверняка угрожали?
— Вы правильно говорите.
— Ну вот, сами видите, что скрываться нет никакого смысла. И лично к вам у нас не будет претензий, если вы поможете разобраться в этом деле. И чем скорее, тем лучше. Потому что может пострадать невиновная женщина.
— Я готов все рассказать, если вы...
— Давайте, Али Магомедович, не будем пока выдвигать друг другу какие-либо условия. Это в первую очередь не в ваших интересах. Так я повторяю свой вопрос: прислать машину или сами доберетесь? Времени у вас мало!
— Я почти рядом.
— Отлично. У дежурного на входе будет пропуск на ваше имя. Там все указано — этаж и номер кабинета. Жду...
Он, видимо, действительно был рядом, потому что появился в кабинете через пятнадцать минут после телефонного разговора. И полностью соответствовал тому описанию, которое дал ему Николай Щербак.
Все оказалось и проще, и гораздо сложнее, чем могли даже предположить сыщики...
Еще в начале весны этого года в дирекцию Большого театра обратился бывший депутат Государственной думы, а ныне крупный предприниматель из Германии, некто господин Масленников.
Вопрос, который он желал обсудить с директором по телефону, тоже не открывал Америк, то есть не был ни для кого в дирекции неожиданным. Речь шла об одной известной балерине, которая, в соответствии с намечаемым договором, переезжала из Петербурга в Москву и вступала в труппу Большого театра.
Господин Масленников интересовался именно этим вопросом. С какой целью? Он объяснил, что и сам принимает некоторое участие в судьбе балерины, но в настоящее время, по его сведениям, она обратилась за помощью к его родственнику. Да ради бога! Если Нестеров берется помогать человеку, он делает это всегда искренне и активно. Ну и что, к какому решению пришли наконец? Он надеется, что это не секрет? Ведь о новом контракте со Светланой Волковой знает практически весь театральный Петербург и наверняка уже добрая половина московской публики!
Разговор был достаточно тактичный, мягкий. Масленников поинтересовался новыми проектами театра, намекнул довольно прозрачно, что не исключает, например, и участия своего российско-германского холдинга в субсидировании, скажем, той же вечно длящейся реконструкции помещений, спонсировании отдельных программ, в том числе и гастрольных. Находясь практически постоянно в Германии, многие вещи делать ведь гораздо легче, особенно когда они связаны с поездками труппы. Ну и все такое прочее. Хороший состоялся разговор, ни к чему, правда, особо и не обязывающий, но отчасти все же перспективный.
Короче, состоялся, и забыли. Но осталась одна деталь, если можно так выразиться, нравственного, что ли, порядка. Дело в том, что звонивший настойчиво попросил не разглашать сведений об этом разговоре. Слава, мол, ему не нужна, о своем спонсорстве он, разумеется, подумает и сообщит нечто более конкретное, когда окажется с деловой поездкой в Москве, где и можно будет обсудить более конкретно уже некоторые, взаимно интересующие обе стороны, вопросы. Но пока говорить и тем более обсуждать сам факт его интереса к контракту с Волковой не стоит. И уж конечно не надо сообщать об этом господину Нестерову, у которого с ним, Масленниковым, несколько натянутые отношения, что не мешает им, однако, заниматься общим бизнесом.
Странно, конечно, но чего в жизни не бывает?
Но после того телефонного разговора в дирекции господин Масленников так и не появился, да и о нем забыли. А Нестеров тем временем четко придерживался своих прежних финансовых договоренностей с руководством театра. Волкова и в самом деле пришлась, что называется, ко двору, и в будущем сезоне ее ждала очень даже приличная работа. Так что ни к ней, ни к ее спонсору вопросов, не говоря уже о каких-то претензиях, просто не существовало. Официальное подписание контракта с балериной могло состояться в любой момент, для этого требовалось личное присутствие представителей обеих сторон и соответственной юридической службы. Ждали только возвращения из Петербурга Бориса Ильясовича, который находился в городе на Неве, в связи с празднованием славного юбилея, во главе делегации ведущих артистов Большого театра. Ну какой же контракт без подписи генерального директора?!
