друг от друга и в один прыжок оказались в разных углах дома. Филька – под любимой кроватью, Джулька – за грудой обуви в коридоре.
Яна достала из холодильника вареной колбасы и покрошила на блюдце.
– Джулечка, иди покушай! – она пододвинула блюдце поближе к Джулькиному укрытию.
Джулечка не заставила себя долго уговаривать, вышла и заглотила подношение в несколько секунд, практически не жуя, но поглядывая одним глазом в сторону соперницы. Кажется, тем, который желтый.
Филька злобно выглядывала из-под кровати, в ее взгляде читалось: «Я всегда знала, что этой девчонке нельзя доверять!»
Федюня успокаивал свою любимицу, тоже с угощением, но Филя так просто не сдавалась и на дешевые трюки с едой не велась.
Джульетка, закончив с вареной колбасой, пошла и опустошила миску Офелии, не обращая никакого внимания на яростное шипение из-под кровати.
Больше кошки не дрались. Но территорию дома поделили.
Одна комната и половина кухни досталась Офелии, а другая комната, полкухни и коридор, ведущий на улицу, остался за Джульеттой. Сходясь на кухне, соперницы шипели, выгибали спины, распушали хвосты и обменивались несколькими уничижительными репликами. Этот ритуал они повторяли каждое утро, потом разбегались по своим кошачьим делам. Филя из дому не выходила, а Джулька периодически отправлялась на улицу. Питались раздельно. Офелия своими кошачьими пакетиками, а Джульетта сметала все, что давали: суп, кашу, сосиски, котлеты. Если Офелия привередничала, ее корм тоже находил себе теплое место в Джулькином животе. А уж если что-нибудь мясное забывали на столе, то одного молниеносного движения лапой было достаточно, чтобы добыча оказалась в Джулькином распоряжении. Офелия, глядя на все это со своей половины дома, только хвостом поводила: «Дикая. Как есть дикая».
Характер Джульетты стал еще более неуживчивый, чем раньше. В руки она не давалась никому. При любом посягательстве на свою свободу отбегала, а если не успевала, то царапалась отчаянно. Только Яне разрешала себя погладить, да и то во время еды, пока была занята. На Федюню смотрела недоверчиво, словно знала, что он про нее тогда сказал, когда она пропала.
На улице Джульетта охотилась. Воробьи находили что-то интересное на нашей лужайке и иногда слетали на нее целыми стайками. Я однажды видела из окна, как Джульетта подкрадывается к ним по-пластунски, тихарясь за жидкими стебельками тимофеевки. Ее трехцветная шкурка хорошо была видна сверху, но воробьи суетились на земле и не смотрели в ту сторону. Джулька не торопилась, ее усы торчали вперед, челюсти вздрагивали, обнажая острые зубки, а кончик хвоста нервно ходил вправо-влево. Потом по кошачьей спине словно прошла поперечная волна, она вся мелко задергалась и стрелой влетела в воробьиную стаю. Птахи бросились врассыпную, но одна из них уже была крепко схвачена мощными кошачьими челюстями.
Я подумала, что, не обладай Джульетта бойцовским характером, она бы тут зиму не пережила. Вот Офелия точно не пережила бы.
Бывало, что Джулька притаскивала задушенного мыша или воробья домой, кладя их на кухне под раковину. Видимо, пыталась нам показать, какая она ловкая охотница. Филя на подобные приношения смотрела с брезгливостью, иногда подходила и трогала трупики лапкой, но в целом не одобряла. Видимо, считала охоту варварским пережитком, недостойным приличной кошки. Хотя Федюня полагал, что все дело в вопиющей антисанитарии, начинающейся сразу за порогом, а также в несомненном наличии у местной дикой живности всяких не менее диких паразитов, и что умница Офелия абсолютно права, держась от них подальше. Она даже свою специальную кошачью еду из незнакомой мисочки есть отказывалась, признавая только ту, к которой привыкла.
Джульетта обрела приличный вид, залоснилась и поправилась. Так хорошо поправилась, что в одночасье принесла котят. Малышей было всего двое: трехцветная кошечка и черный, с белыми носочками и таким же пятном на грудке, котик. Им оборудовали мягкую лежанку в большой коробке.
– Ну вот, теперь у нас есть Гамлет, – сказал Федюня, осмотрев новорожденных.
– Почему Гамлет? – спросил муж.
– Потому что я больше никого из Шекспира не знаю, – честно признался сын.
– А как же Ромео?
– А, ну да, этого помню. Вот только не могла же Джульетта родить Ромео, правда? Так что ее Ромео мы уже вряд ли увидим, – констатировал Федюня.
Быстро, однако, дети учатся разбираться в творчестве английского классика.
– А вторая будет просто Люсей, – твердо сказала Яна. – Надоел уже ваш Шекспир.
Я подумала, что это хороший выбор. У шекспировских героев как-то не очень складывалась личная жизнь. Да и остальная не складывалась. У Люси однозначно больше шансов на счастливое будущее.
– А какие у них будут глаза? Тоже разные? – спросила Яна.
Мы только пожали плечами. Глазки у котят еще не открылись.
Когда Джульетта убегала во двор гонять воробьев, Офелия иногда подходила к котятам, особенно если те, соскучившись по мамке, начинали пищать. Обычно тут же в доме материализовывалась Джулька и с яростным шипением отгоняла Филю в ее угол.
Но однажды Джульетты не было особенно долго. Проголодавшиеся котята проснулись и жалобно мяукали в своей коробке. Офелия подходила и отходила несколько раз. Чувствовалось, что она одновременно и жалеет крошек, и смертельно боится ярости их мамаши. Так продолжалось часа два. Яна тоже сидела рядом с котятами, гладила их, рассказывала про то, что мама скоро придет, вздыхала и не знала, как успокоить малышей. Наконец Офелия не выдержала и запрыгнула в коробку. Крошки замолчали и начали активно тыкаться носами в ее брюхо, ища соски. Увы, молока у Фили не было. Но котята, пригревшись у теплого кошачьего живота, все же затихли. Когда явилась Джулька, все трое уже мирно спали. Мы боялись начала боевых кошачьих разборок, в которых могли пострадать и малыши, и вообще все, кто оказался бы поблизости от эпицентра. Поэтому поближе к эпицентру сгрудилась вся семья. Котята тихо сопели носиками. Белоснежная Офелия нежно обнимала черненького Гамлета передними лапками. Трехцветная Люся прижималась к ее животу. Джулька обошла лежанку несколько раз с недовольным видом, нервно подергивая хвостом, но мирная картина подействовала и на нее. Она поборола свое раздражение и не стала прогонять соперницу, а просто легла рядом с котятами, – размеры коробки это позволяли. Малыши, похоже, прямо во сне почуяли запах ее молока, повернули головки и присосались к материнскому животу. Глазки у них еще не открылись, но обоняние работало отлично.
С тех пор утренние разборки с шипением и оскорблениями прекратились. Пока Джулька была дома, Офелия располагалась на своей половине, а когда мамашка отправлялась погулять, Филя грела ее малышей.
Но однажды Джулька не вернулась ни вечером, ни на следующее утро.
Голодные котята плакали. Молока у
