– Зачем ты искал информацию насчет свитков, Джей?
– Пытался понять, как я здесь очутился.
– Не понимаю! – покачала головой Изабелла.
– Способность рекурсировать – потомственная, – пояснил он. – Я знаю наизусть свою родословную до тринадцатого колена. Так вот, ни в роду отца, ни в роду мамы рекурсантов не было!
– Планида Спасителя! – Белка схватила второе пирожное.
– Вот и я о том же! – кивнул Анджей и вышел.
А Изабелла слизывала сладкий крем и думала, что раз она здесь оказалась, кто-то из ее неведомых родителей был рекурсантом… Или дед! Или бабка! Или пра-пра-пра… И на сердце теплилась радость – как огонек в камине в снежный день. Предки, о которых она никогда не думала, оказывается, оставили в качестве напоминания о себе волшебство в ее крови. Волшебство, приведшее обитательницу кальмеранского дна в Фартум!
Эту странную радость не спугнул даже приход ректора, который прозанимался с ней до вечера. В завершение занятий он приказал Белке снять браслет и взять себя за руку.
– А теперь, Лакрими, перенесите меня в место в любом из миров, в котором хотели бы сейчас оказаться!
Она испуганно посмотрела на него. Возможность «шагнуть» в соседнюю палату приводила ее в восторг, а как насчет соседнего мира?
– Я могу попасть только в Кальмеран, ректор… Наверное! – растерянно ответила Изабелла. – Поскольку для того, чтобы куда-то рекурсировать, нужно либо точно представлять место, либо знать координаты континуума.
Фон Тарс кивнул.
– Пусть будет Кальмеран! Рекурсируйте!
Белка закрыла глаза, чтобы не отвлекаться, и представила берег реки за городской чертой, поросший кустарником и лопухами. Там вечно распевались лягушки, скользили по воде быстрые водяные жуки, и камыш раздавался в стороны, открывая покойную речную гладь, в которой отражались облака, лишь иногда встревоженную играющей рыбой.
Кожи коснулся холодный воздух.
Белка отрыла глаза, узнавая созвездия кальмеранского небосвода. Разросшиеся кусты дружески тыкали ветвями в спину, река плескала у ног, над руслом клубился туман, а камыш в ночной темноте казался вырезанным из бархата. Она не была здесь восемь лет…
В глазах защипало.
– Неплохо, – проворчал фон Тарс. – Но еще несколько дней вы побудете в лазарете. На всякий случай. Учить вас рекурсировать, используя координаты, задача преподавательского состава, не моя. Возвращаемся, Лакрими!
Сразу после возвращения в палату, ректор ушел, а Белка залезла под одеяло и свернулась под ним, как кошка, жаждущая укрытия и тепла. Очень непросто принять возможность сделать шаг отсюда туда, особенно если под «туда» понимается любой из пяти миров!
Скрипнула дверь. Кто-то прошел в палату и опустился у ее кровати на корточки, чуть приподнял одеяло. Блеснули зеленющие глаза Демпси Монтегю.
– Эй, – негромко позвал он, – с тобой все в порядке? Я видел ректора… Что, не получается рекурсировать?
– Как раз получается, – глухо откликнулась она, – и это… это…
– И это тебя вымораживает, – улыбнулся Монти. Сел прямо на пол, опершись затылком о матрас.
– Когда у меня получилось в первый раз сознательно рекурсировать, меня вывернуло, – признался он. – Границы реальности, существующие в нашей голове, исключительно хреново раздвигаются!
Девушка чуть пошевелилась.
– Правда, вывернуло?
– Правда, – засмеялся он. – Прямо на ботинки ректора!
Белка вылезла из-под одеяла.
– Ты врун, Монти!
– Есть немного, – усмехнулся он и, запрокинув голову назад, посмотрел на нее. – Ну, хорошо, не на ботинки – рядом. Но это – истинная правда! Могу поклясться любым богом из любого мира!
– Не клянись, – улыбнулась она.
Все еще глядя на нее «вверх ногами» он протянул шоколадку.
– Дэль говорит, что я потолстею! – хмыкнула Белка, забирая подношение, усаживаясь на кровати, скрестив ноги, и отламывая шоколадную дольку: – Будешь?
Он потянулся к шоколаду, и его пальцы коснулись ее кожи. Изабеллу будто прошило током – до самого сердца и ниже. Тело дрогнуло в сладостном ожидании. Позабыв о лакомстве, она уставилась на Монтегю округлившимися от изумления глазами.
– Ну ты вылитая белка! – восхитился Монти и, наконец, развернулся. – В следующий раз принесу тебе орехов!
А Белке отчаянно хотелось, чтобы Монтегю ушел. И не менее отчаянно хотелось, чтобы остался. Она не любила нового – прошлая жизнь приучила к тому, что старое и знакомое лучше, а неизвестное чаще всего приносит неприятности. Именно поэтому ее ощущения от прикосновений землянина оказались пугающими, но при этом… завораживали. Никто и никогда не прикасался к ней так! Однако страх был здесь, с ней, ведь совершенно ясно, какую власть может обрести мужчина над женщиной, если от одного его поглаживания хочется ластиться к нему течной кошкой.
– Знаешь что, Монти, уходи! – севшим голосом сказала она. – Уходи сейчас же! Я не ищу случайных развлечений, как ты! Они мне не нужны!
Он придержал ее за подбородок, заставив смотреть на себя.
– А что тебе нужно, Белк?
В то, что когда-то было необходимо, она перестала верить: в любовь, заботу и нежность. Все, в чем она нуждается – отомстить Беронцу, увидеть его кровь на своих руках и успокоиться. Но ведь не скажешь об этом чужаку с зелеными глазами, в которых горит непонятный огонек, с тонкими, кривящимися в привычно-ироничной усмешке губами, умеющими ласкать так, что забываешь о себе!
– Один поцелуй! – заметив, куда она смотрит, попросил Монтегю неожиданно хриплым голосом. – Ты же помнишь, как это было? Когда ты пропала из моих рук, я чуть с ума не сошел!
– Похоть – грех, Монти! – прищурилась Белка, теребя браслет-блокиратор и не сводя взгляда с рта землянина – яркого, вкусного… Да, она помнила!
Он положил руки ей на плечи, качнул к себе:
– Никакой похоти, детка, я лишь хочу продолжить тот восхитительный поцелуй, который мы не закончили! Клянусь, потом я уйду!
От него пахло горечью так любимого им земного напитка с резким и лаконичным названием, и сладостью шоколада, и еще чем-то, что не было Белке неприятным. И его взгляд вновь заколдовывал, лишая воли, делая тело мягким и податливым, льнущим к горячим мужским ладоням.
– Белк…
– Монти!
– Белка-а-а! Ну что ты делаешь со мной!
– Что?
– Ты…
Девушка едва не кувыркнулась с кровати, но Монтегю подхватил ее, и спустя мгновение она обнаружила себя у него на коленях. Ощущение было таким уютным, словно Белка просидела на них всю жизнь. Судя по довольному выражению лица Монти, ему тоже было очень комфортно. И вновь, как на балу, он склонился к ней, коснулся ее губ губами и замер: давал шанс отпрянуть, предоставлял выбор. Изабеллу это заводило куда сильнее поглаживаний. И она потянулась к нему. Сама.
