в телефоне. Не выдержала и снова залезла в его переписку: он существенно сократил общение с этой Мариной. В основном она ему пишет, а он лишь односложно отвечает через час-два после получения смски от нее.
Есть, конечно, вероятность, что он или чистит их переписку, или просто сократил общение по телефону, а не вживую, но все же.
Вот только легче мне не становится. Юра по-прежнему меня тяготит и мне по-прежнему не очень хочется с ним разговаривать. Я уже молчу о сексе. Занимаюсь им через силу. Но чаще отказываю и говорю, что устала и хочу спать.
В мае я окончательно понимаю, что так жить больше нельзя и иду к психологу. Приемы два раза в неделю слегка улучшают мое состояние, но не сильно. Но хотя бы в целом появляется интерес к жизни, которого не было.
— Ань, помнишь Славу, нашего финансового директора? Я знакомил тебя с ним тогда на корпоративе. — Юра звонит мне в пятницу днем, когда я на работе.
— Да, а что?
— Я сегодня после работы приеду к нам домой с ним. Мы не успеваем завершить проект, который нам сдавать завтра. Будем всю ночь над ним сидеть, а у него маленький ребенок, так что в его квартире неудобно.
— Хорошо, без проблем. Я могу детей после продленки отвезти к своим родителям, чтобы тоже вам не мешали.
— Да, наверное, так лучше сделать.
После работы я еду домой, но не захожу в квартиру, а направляюсь в школу, которая неподалеку. Забираю детей и говорю им, что выходные они проведут у бабушки с дедушкой. Андрей и Василиса этому только рады. Мои консервативные и строгие родители на удивление балуют внуков. И это при том, что, когда дети родились, они отказывались с ними сидеть.
— Мам, пап, мы приехали! — Завожу сына с дочкой в квартиру.
В прихожую выходят родители. Они по очереди обнимают и целуют меня с детьми.
— Анюта, как дела? — щебечет мама. — Поужинаешь у нас?
— Да, Юра все равно занят с коллегой.
Я прохожу на кухню и сажусь за стол. Мама быстро греет борщ и что-то из второго.
— Аня, как дела? — спрашивает отец, усаживая к себе на колени Василису.
— Все хорошо, пап.
— Юра как?
— Нормально.
Их дежурные вопросы. Мои дежурные ответы. У меня всегда для всех одна фраза: «Все хорошо». Что бы ни было. Как бы мы с Юрой ни ругались, через какие бы сложности ни проходили — ответ у меня всегда одинаковый.
Я сижу пару часов у родителей, разговаривая обо всем и ни о чем, и уезжаю домой. По дороге снова погружаюсь в грустные мысли.
Все не так и все не то. Меня уже давно ничего не радует. Юра даже перестал общаться с этой Мариной, а я все равно в депрессии. И это при том, что я точно знаю: муж мне не изменял. Ни с ней, ни с кем-то еще.
Я открываю дверь и вхожу в квартиру, стараясь не шуметь. В кухне слышны громкие мужские голоса: Юрин и того Славы. Хоть уже и май, но в Москве прохладно. Тут странная погода. Я расстегиваю пуговицы на плаще и непроизвольно слушаю их разговор. Обращаю внимание на то, что голоса уже явно не трезвые.
— Семейная жизнь превращается в какую-то рутину, — говорит Слава.
— Пф, ты только недавно женился, дальше еще хуже будет. — Отвечает Юра.
— А ты сколько уже женат?
— 12 лет.
— И как?
Я замираю в ожидании его ответа.
— То, что казалось поначалу праздником, оказалось одним сплошным будним днем. Бесконечным понедельником.
— И что же теперь для тебя праздник?
Юра мгновение медлит с ответом.
— Ну вот Марина была праздником, но мои будни мне его запретили.
— Будни — это твоя жена?
— Да.
— Давай выпьем за то, чтобы праздники случались почаще? И желательно так, чтобы будни о них не знали.
Юра смеется.
— Давай.
От этих слов сердце начинает колотиться, как бешеное. Я быстро моргаю, чтобы прийти в себя от услышанного. Затем на ватных ногах разворачиваюсь, снимаю с крючка плащ, который только что туда повесила, и тихо выхожу из квартиры.
Я нахожусь в каком-то странном состоянии ступора. Слез нет. Обиды тоже. Просто есть желание уйти отсюда поскорее. Я выхожу из подъезда и направляюсь в сторону набережной Москва-реки. Уже стемнело, прохладный вечерний ветер теребит волосы, они падают на лицо и закрывают обзор, но я как будто не чувствую всего этого.
В голове словно на повторе крутятся слова Юры. Я — это будни, а Марина — это праздник.
12 лет я с ним прожила, родила ему двоих детей, столько всего прощала и все для чего? Для того, чтобы вот так однажды услышать, что я для него скучный будний день, бесконечный понедельник, а какая-то там Марина — это праздник?
Как же это гадко и горько… Как же это унизительно…
Я останавливаюсь на набережной и смотрю на воду. Ветер усиливается, и я еще плотнее кутаюсь в плащ. Снова прокручиваю в голове их диалог.
— Давай выпьем за то, чтобы праздники случались почаще? И желательно так, чтобы будни о них не знали.
— Давай.
Тихо смеюсь и чувствую, как с ресниц срываются слезинки. Закрываю ладонью рот, чтобы подавить в себе всхлип.
Я — будни, а она — праздник.
Зажмуриваю крепко глаза и глубоко вдыхаю. Пробую делать упражнения, которые рекомендовала мне психолог, но не получается.
— Черт, — злюсь сама на себя и вытираю мокрые щеки.
Разворачиваюсь на тротуаре и продолжаю путь. Я не знаю, куда я иду. Никуда. Хочу идти и никуда не приходить.
Но ноги все равно выносят меня на шумную улицу с множеством заведений. Вдруг ощущаю совершенно четкое желание выпить. Я не сказать, чтобы прямо очень люблю алкоголь, но вот сейчас я точно хочу напиться.
Захожу в первый попавшийся бар и сажусь на высокий стул за деревянной стойкой.
— Текилу, — говорю молодому парню-бармену.
Он тут же ставит передо мной рюмку с лаймом и солью.
Залпом выпиваю, слегка опускаю лайм в соль и быстро закидываю в рот. Морщусь и глубоко вдыхаю.
— Повторить? — Спрашивает парнишка.
— Да.
Я — будни, а она — праздник.
Снова проделываю маневр и прошу третью рюмку.
— Тяжелый день? — спрашивает кто-то сбоку с сильным акцентом.
Я поворачиваюсь на голос и вижу через стул от себя мужчину в костюме и галстуке лет сорока. У него длинноватые темные волосы с проседью и легкая щетина.
— Тяжелая жизнь, — отвечаю ему.
Он тихо смеется.
— Сильным русским женщинам должно быть все
