не повлияют.
— Прекрасно. Сразу скажу, что за границу ты попадёшь не раньше, чем достигнешь боевых возможностей шестого ранга. А рано или поздно ты достигнешь этого уровня, даже если темп твоего роста снизится в сотни раз. — Неделя до пятого ранга — это действительно быстро. Почти моментально, я бы сказал. И уж точно недоступно для всех остальных псионов, если только где-нибудь и правда не притаились подобные мне уникумы. Но вот чего никто не знал, так это того, что моё «развитие» было не более чем освоением дивидендов от заточения в собственном теле на протяжении сотен лет. И когда я подберусь к настоящему потолку — большой вопрос. Хотелось бы, конечно, никогда, но мечты крайне редко имеют с реальностью что-то общее. На то они и мечты. — У тебя есть, что ещё сказать, или?..
— Есть. Я бы хотел, чтобы Ксении Алексеевой было разрешено следовать за мной, куда бы меня ни отправили. Нелишней будет и возможность для неё тренироваться под присмотром опытного наставника.
— Касательно Алексеевой. — Тайная Советница распалила кончик сигареты ещё сильнее, выпустив в сторону густой клуб сизого дыма, тут же подхваченный потоком работающей вентиляции. — Я не осуждаю твой выбор, но для проформы обязана спросить: ты отдаёшь себе отчёт в том, что эту девочку как минимум недолюбливает львиная доля дворянства?
— Я понимаю это, госпожа Троцкая. Но дети не отвечают за грехи отцов, и поводов в себе сомневаться имперское следствие тоже ещё не давало. Что же до заблуждений масс… на то они и заблуждения, чтобы их или стараться развеять, или игнорировать. С первым у меня мало что получится в силу моего происхождения и отсутствующего влияния, так что остаётся только второй вариант, уже вступивший в силу. — Моё мнение касательно дворянства, его мнения и интриг не изменилось ни на йоту. Я всё ещё терпеть не мог всю эту возню, и лезть туда без веских причин не собираюсь. Правда, мне уже подкинули как минимум одну, но с этим я как-нибудь разберусь. — В отношении своих намерений я также абсолютно серьёзен.
— Возможность политических браков ты не рассматриваешь в принципе?
— Браков? — Я вздел бровь.
— Каждый сильный псион обязан оставить обширное потомство, Артур. Потенциал наследуется, а ты слишком уникален, чтобы ответить отказом. — И не объяснишь, что я не сам по себе такой красивый, а в силу обстоятельств. Вернее, объяснить-то объяснишь, но чёрта с два мне кто поверит.
— Этот вопрос может подождать?
— Откладывать на потом — неважная привычка… — Тайная Советница покачала головой. — … но это возможно. Здесь и сейчас от тебя никто ничего не требует, но рано или поздно это произойдёт. И лучше бы тебе к тому моменту самостоятельно выбрать кандидаток.
Прелестно. Но работать бычком-осеменителем я в любом случае не собираюсь, и всё на этом. Время пока есть, — очень много субъективного времени, — так что выход я найду. Главное при этом не слишком испортить отношения с Тайным Советом и Императором, которым маленькие Геслеры наверняка нужны позарез.
— Благодарю. Я это обязательно учту. — Так учту, что и сами не рады будете. — Есть ещё несколько моментов. Касательно поместья, я предлагаю пока повременить…
Обсудить предстояло ещё немало вопросов, но разговор, весьма вероятно, будет не столь долог и муторен, как пугал меня Ворошилов. Говорим мы строго по делу, ничего лишнего не цепляем, но вот как оно будет на деле?
Будем посмотреть-с…
Глава 16
От разговора к разговору
— Вышло намного быстрее, чем я думал… — Говорю в никуда, потягиваясь и разминая затёкшую спину параллельно с «расслабляющими» упражнениями для разума, которому пришлось порядком потрудиться. Да и чего это ему? Мне! Это я обращал внимание на каждую мелочь, взвешивал каждое слово и искал скрытые смыслы всюду, где это было в принципе возможно. И было это не только напряжно, но и скучно, ибо для меня в кабинете прошло где-то часов двенадцать как минимум. Даже в минуты простоя я не мог себе позволить выйти из ускорения, так как тогда мой контроль над собственными эмоциями и мыслями мог дать слабину, и вовне просочилось бы что-то кроме специально заготовленных шаблонов. А я этого не хотел, ибо моя собеседница была телепатом, и вряд ли слабым. Её рангом я, конечно, не интересовался, но пока практика показывала, что чем сильнее был псион, тем более высокий пост он занимал.
Уж не знаю, как это сказывается на фактической эффективности работы всей системы, но отрицать реальность было глупо.
Едва трап остался позади, как личный транспорт Тайной Советницы пришёл в движение. Втянув в себя «язык» и задраив шлюзы, четырёхвинтовая машина с гулким и мощным воем поднялась в воздух, зависла ненадолго и, словно окончательно определившись с точкой назначения, сорвалась с места, оставив после себя лишь ищущую куда бы осесть пылевую завесу. Дискомфорта мне это не доставило, так как воздушный пузырь диаметром в пять метров надёжно защитил меня ото всего лишнего. Псионика одновременно и была страшным оружием, и обеспечивала комфорт в быту не в пример лучше любой техники. Конечно, приспособить для обеспечения этого самого комфорта можно было не всякое направление, но как минимум половину из всех мне известных. Что-то больше, что-то меньше…
Но оружие из псионики всё равно получше будет.
Я неспешно вышагивал в направлении припаркованного неподалёку от опустевшей площадки автомобиля Ворошилова, который, судя по активности его разума, спал. Ничуть не удивлён: псион физически оставался человеком кроме, разве что, владеющих биокинезом, так что обер-комиссар к нынешнему моменту выжимал из себя все соки. Мне даже стало совестно из-за того, что я так быстро со всем закончил, не став разводить демагогию и направляя разговор по сугубо деловому руслу. Самой насыщенной оказалась последняя стадия «переговоров», ибо обсуждались там детали, закрепляемые на, так сказать, бумаге. По итогу я получил, — не добился, заметьте, ибо мне ни разу не сказали «нет», — всё, что хотел, включая ряд гарантий касательно моего участия в изучении разломов и в целом выхода в город. Последнее само по себе мне было не нужно, но почему бы и нет?
Мало ли, в будущем потребуется, а у меня уже всё оговорено…
Я уже подошёл к автомобилю, но обер-комиссар просыпаться не торопился, да и будить его тоже никто не собирался. Я же, проникнувшись сочувствием к ближнему своему, поспешил облюбовать ближайшее
