легко… Слёзы срываются с ресниц и оставляют мокрые следы на щеках.
— Когда это случилось?
— Давно. — пожимает плечами Анри. — Почти сразу после твоего отъезда.
Понятно. Поэтому я ничего не знала.
— А как же пресловутая «безопасность»? Все эти «я гарантирую»?! Сволочи! — я с силой сжимаю кулаки.
— Эй, детка, тихо. — Анри накрывает мою руку тёплой ладонью. — В том мире, из которого тебе удалось улизнуть, нет никакой безопасности. Всё ложь. Да и дело тихо замяли. Ты же понимаешь…
Не понимаю. Не хочу понимать…
— Ты знаешь, где её похоронили?
Анри удивлён моим вопросом.
— Нет. Зачем? Она не была моей подругой. Если б не небольшая шумиха в новостях, я б и этого всего не знал.
Я поднимаю глаза вверх в безуспешной попытке остановить слёзы.
— Анри, очень тебя прошу, узнай. Марго, наверняка, знает. Скорее всего, она её и хоронила. Или муниципалитет. — меня передёргивает от возможности того, что Мадлен лежит в общей могиле под каким-нибудь никому ничего не говорящим номером.
— Зачем? Агата, ей уже всё равно…
— Мне не всё равно! — прерываю Анри и повторяю с нажимом. — Мне не всё равно. Прошу, пожалуйста…
— Хорошо. — фотограф проходится взглядом по моему лицу и говорит по-доброму, — А ты не изменилась… так и осталась сентиментальной дурочкой…
Мы допоздна гуляем с Анри по городу, как гуляли когда-то давно, не в этой жизни. Я держу его под руку, и на нашу красивую пару заглядываются люди. Он стал серьёзным фотографом и больше не работает с девочками для салона мадам Марго. У него даже была своя выставка, о которой я совсем ничего не знала…
Анри просит меня позировать ему для новой коллекции. Чтоб меньше сомневалась, добавляет, что ни Кэт, ни Тома больше не работают у него. Я соглашаюсь.
Уже почти ночью попадаю домой. В окнах моего особняка нет света. Жасмин спит. Тихо открываю дверь, включаю бра и обнаруживаю на комоде небольшой пакет со своим именем на ярлыке.
Чтобы открыть его, мне надо немного мужества. Беру пакет и иду в кухню. Ну и что, что ночь… Готовлю кофе, и только, когда аромат вишни немного успокаивает меня, разрываю казённую коричневую бумагу…
Глава 44
На стол с глухим стуком выпадают футляр и коробочка. В пакете оказалися ещё длинный конверт и маленькая открытка с ангелом, подписанная размашистым угловатым почерком:
«Не стоит разбрасываться моими подарками. Патрика уволил. Можешь нанять его, если всё ещё желаешь разорвать со мной договор. Открой конверт.»
Гад! Почему я не подумала, как он отреагирует на то, что глава его юридической службы даёт консультации на стороне. Но как он узнал?..
Достаю длинный узкий конверт. В руках оказывается билет в Токио на моё имя. Вылет завтра. Я очень стараюсь не рассмеяться вслух. Он почти не дал мне времени принять взвешенное решение. Если вообще можно принимать взвешенные решения в нашем с Моро случае.
До самого утра я ворочалась в постели. Какой вообще может быть сон?! А утром пошла в университет. Рейс на Токио вечером. Если я надумаю, всё успею. На всякий случай, я ставлю в известность кафедру, что по уважительной причине буду отсутствовать неделю. Хотя, понятия не имею, сколько буду отсутствовать. Как у студентки с отличной успеваемостью, у меня не возникает никаких проблем.
Дома меня уже ждёт Жасмин. Ещё с утра она хитро улыбалась, когда кормила меня завтраком. Я оставила всё содержимое пакета на кухонном столе, и она, конечно, в курсе.
— Мадам, я ваш чемоданчик нашла и в вашей комнате поставила. — с доброй улыбкой сообщает экономка.
Деланно поднимаю брови.
— А я что, куда-то уезжаю?
В тёмных глазах появляется растерянность.
— Ну как же… Это же…
Жасмин опускает руки, а потом решительно упирает их в покатые бока.
— Вот что я вам скажу, Кэтрин. Если вы и в этот раз месье Моро продинамите, уволюсь от вас. Пойду к нему экономкой. Вот.
— Ничего себе, напугала… — Вот это демарш. От неожиданности я даже сажусь на стул, но тоже не сдаюсь. — И бросишь меня, да? Одну? — и чтобы добавить эффекта, нервно сглатываю.
Жасмин поджимает губы.
— Он хороший человек. Месье Патрик всегда его хвалил. И уж точно лучше этого вашего придурковатого Филиппа.
Здесь я не выдерживаю, и меня разбирает хохот.
— Почему придурковатого?
— Потому что не умеет пить кофе из настоящих кофейных чашек! А ещё аристократ! — С презрением припечатывает Жасмин и уходит к себе, демонстрируя крайнюю степень недовольства.
Я поднимаюсь к себе. Прямо посередине комнаты сияет натёртыми заботливыми руками мамми боками небольшой чемодан.
Сажусь на кровать, обхватываю себя руками и раскачиваюсь из стороны в сторону. Я ведь приняла решение… Сколько можно? Эти постоянные качели… они ведь убивают. А что делать, если моё тело хочет его? Не молодого Филиппа, а его — взрослого, сильного мужчину. Да, ладно, если б только тело. А что делать с душой, которая тянется к нему, наплевав на все доводы зануды — разума? Где твоё благоразумие, Агата?
Я прочёсываю пальцами волосы, поднимаюсь и иду к встроенным шкафам. Я не смогу себя простить, если не дам нам последнего шанса. Самого последнего. Может, я глупая… может, слабая… мне нужен он.
Закрываю чемодан и по нашему обычаю присаживаюсь на дорожку. Взгляд цепляется за коробочку на столе. Снимаю обручальное кольцо, надетое Патриком. Прости, дорогой. Время пришло… Надеваю колечко из коробочки. Оно садится, будто я сама его выбирала и меряла. Угадал…
Вызываю такси. Даже здесь я решила испытать судьбу. Я выезжаю из дома, что называется, в последний момент. Если на нашем пути встретится, хоть совсем небольшая, пробка, я элементарно не успею на самолёт. Но пробок нет…
Наверное, я последней прохожу на посадку. В билете значится место во втором ряду. Это даже не бизнес, это первый класс. Но я вхожу в самолёт через другую дверь. Я не хочу, чтобы он увидел меня сразу. Стюардессы приветливо улыбаются и указывают мне, куда следует пройти.
Сердце замирает в предвкушении. Кусаю губы, наплевав на помаду. Я уже вижу его руку и длинные пальцы, медленно отбивающие какой-то мотив на подлокотнике кресла. Он отдал мне место у иллюминатора.
Медленно обхожу его кресло и, ничего не говоря, усаживаюсь в своё, кладу руку на подлокотник. Моро выжидает пару минут, накрывает мою руку своей и переплетает наши пальцы.
— Ты заставила меня подумать, что в Токио я полечу один. — Он наклоняется ко мне, окутывает запахом дорогого парфюма, запуская такие знакомые реакции тела.
Нагло вру.
— Я и