когда необходимо побеспокоить. Быть императором Хайема означало, что его знали люди, которых он не знал. Он тысячу раз открывал эту правду заново и каждый раз чувствовал себя неловко.
Осенний сад располагался внутри дворцов. Деревья и виноградные лозы скрывали каменные стены, бумажные фонари мягко светили на каменные дорожки. В середине хихикал над собой маленький бронзовый фонтан, давно позеленевший от времени, рядом стояла маленькая деревянная беседка. Ота прошел по дорожке, поправляя черно-серебряное наружное платье. Ана Дасин уже сидела в беседке и, не отрываясь, глядела на воду, стекавшую по бронзе. Чай, поставленный на лакированный поднос, опередил его, словно слуги предвидели, что Ота попросит его, и заранее приготовили.
Ота собрался. Он был почти уверен, что Данат уже встречался с девушкой, во второй раз. Сегодня утром освободили Ханчата Дора, соперника Даната. Ота обнаружил, что ему интересно, как в таких обстоятельствах поведет себя Ана Дастин.
— Ана, — сказал он на ее языке. — Я не ожидал вашего прихода.
Девушка встала. Мягкий свет сделал ее лицо круглее, чем на самом деле, а глаза — темнее. Она надела гальтскую одежду с расшитыми жемчугом рукавами. Ее волосы, еще недавно убранные назад в жесткой официальной прическе, были распущены. Локоны свисали с каждой стороны лица, словно шелковые флаги, вывешенные из окон башни.
— Император Мати. Спасибо, что вы согласились увидеть меня в такое позднее время, — сказала она твердо, но не обвиняюще. Ота уловил слабый запах перегнанного вина. Девушка подкрепилась им, но не стала отуплять себя.
— Я — старый человек, — сказал Ота, наливая чай в фарфоровые пиалы. — Мне нужно спать меньше, чем в молодости. Вот, берите одну.
Этот маленький добрый поступок заставил ее выпрямить спину и помрачнеть; тем не менее она взяла пиалу. Ота сел, подув на дымящийся чай.
— Я пришла…
Он ждал.
— Я пришла извиниться, — сказала она, словно выплевывая из себя слова.
Ота отхлебнул чай. Он был идеально заварен, листья придали воде вкус летнего солнца и скошенной травы. Это сделало мгновение еще более приятным, и Ота спросил себя, не было ли жестоко наслаждаться очевидным сложным положением Аны.
— Могу ли я спросить, за что в точности вы хотите извиниться? — спросил Ота. — Мне бы не хотелось, чтобы между нами впредь было бы недопонимание.
Ана села, поставив пиалу на скамью рядом с собой. Фарфор стукнул по камню.
— Я плохо показала себя, — наконец сказала она. — Я… унизила вас и Даната. Это было неуместно. Я могла бы сообщить о своих чувствах при закрытых дверях.
— Понимаю, — сказал Ота. — И это все?
— Я бы хотела поблагодарить вас за милосердие, которое вы проявили к Ханчату.
— Тогда благодарите Даната, — сказал Ота. — Я все лишь уважил его желание.
— Не всякий родитель уважает ее ребенка, — сказала Ана, потом отвела взгляд и поджала губы. Ее ребенка, значит она имеет в виду Иссандру. Ана права. Мать действительно интригует против собственной дочери, и Ота сам участвует в заговоре. Он бы никогда не сделал такого для собственного ребенка. Ота сделал еще один глоток чая, который оказался не такой приятный, как первый.
Фонтан что-то бормотал себе под нос, ветер жалостливо вздыхал. Ему был дан шанс, на мгновение, но Ота не знал, как им воспользоваться. Ана, на которую опирались все планы, сама пришла к нему. Надо было найти какое-нибудь слово или фразу, какую-нибудь мысль, которая сократила бы расстояние между ними. Еще немного ударов сердца, она придет в себя и уйдет.
— Я тоже должен извиниться перед вами, — сказал Ота. — Иногда я забываю, что моя точка зрения на мир не единственная. И даже не единственно правильная. Сомневаюсь, что вы бы решили унизить меня, если бы я не сделал того же самого для вас.
Ее взгляд вернулся на него. Она ожидала от него чего угодно, но только не этого.
— Я обратился к женам советников. Времени было мало, и я решил, что они обладают бо́льшим влиянием, чем дети. Возможно, так оно и есть. Но я отнесся к вам как к украшению и даже не подумал спросить о ваших мыслях и чувствах. Это не красит меня.
— Я женщина, — сказала Ана тоном, в котором она ухитрилась совместить пренебрежение и вызов. «Я женщина, и нас всегда продают, выдают замуж, делают символами власти и союза». Ота улыбнулся, удивившись, что испытывает настоящую печаль.
— Да, — сказал он. — Вы — женщина. Как и моя сестра, моя жена, моя дочь… Я — из всех мужчин в мире — должен был знать, что это означает, но забыл. Я так спешил исправить то, что сделал плохо, что сделал плохо и это.
Она опять хмуро посмотрела на него, как уже делала раньше, во время путешествия в Сарайкет. Судя по выражению ее лица, он говорил на языке птиц или выбрасывающих камни вулканов. Ота хихикнул.
— Я не собирался относиться к вам с неуважением, Ана-тя. То, что я сделал, опозорило меня. Я принимаю ваше извинение, и, надеюсь, вы примете мое.
— Я не выйду за него, — сказала она.
Ота допил остаток чая и поставил пустую пиалу на лакированный поднос.
— Моего сына, вы имеете в виду, — сказал Ота. — И останетесь с другим мужчиной. Ханчатом? Не имеет значения, какая цена и кому придется ее платить, никакой мужчина не заслуживает вашего внимания? Если это уничтожит вашу страну и мою, пусть так и будет.
— Я… я не… — сказала девушка. — Это не…
— Я знаю. Я понимаю. И я это говорю. Данат — хороший человек. Лучше, чем я в его возрасте. Но то, что вы выберете, будет целиком ваш выбор, — сказал Ота. — Если мы с вами что-то выяснили, то только это.
— Не его?
— Решение Даната — женится ли он на вас, — с улыбкой сказал Ота. — Совсем не то же самое.
После чего он решил уйти. Момент казался самым подходящим, он не мог придумать ничего, что еще мог бы сказать. Когда он наклонился вперед, собираясь встать, Ана заговорила опять:
— Ваша жена содержала гостиницу. Вы не бросили ее. И никогда не брали вторую жену, хотя тем самым оскорбили весь утхайем.
— Так оно и было, — сказал Ота и с ворчанием встал. Было время, когда он мог сидеть или стоять молча. — Но я женился на ней не для того, чтобы произвести впечатление на других людей. Я сделал это потому, что она была Каян и в мире не было другой такой.
— Тогда как вы можете просить Даната соблюдать традицию, если сами нарушили ее? — спросила она.
Ота внимательно посмотрел на нее. Она,
