пламя, освещая пустынный пляж.
Глава 25
Разгорающийся костер всполохами языков освещает пустынный пляж, выхватывая из тьмы силуэт обветшавшего навеса с видавшими виды обшарпанными деревянными лежаками.
Взгляду открылась, убегающая в неизвестность бескрайняя водная гладь, над которой клубилась легкая пелена тумана.
— Такое ощущение, что мы на острове, с которого произвели экстренную эвакуацию… — встаю рядом с бочкой вытягивая над огнем ладони.
— Сейчас поищу что-нибудь, на что можно посадить задницу. Не скучай! — Рыжий ныряет в темноту, оставляя меня одну. Мне хочется скорее разуться и хотя бы помочить ноги, ощутить, как набежавшая волна вымывает из-под них песок. Но густая южная тьма, и незнание особенностей морского дна удерживают на месте.
По приближающемуся свету я вижу возвращающийся силуэт Линца, с волочащимися позади него пластмассовыми спасательными кругами.
— Вот, — укладывает две штуки друг на друга, — это будет твое тронное место, — а это, — проводит точно такую же манипуляцию, — мое. — Давай пропустим по стаканчику, да съедим наконец, раздражитель спокойствия, — оглядывается в поисках пакета с шаурмой. — Где там наше зелено-вино? — вытащив бутылку из рюкзака, смешно ее гладит и прижимает к груди. — Подержи, — протягивает мне, и сосредоточенно роется в многочисленных карманах.
Достает перочинный нож, с усилием отгибает штопор. Я с любопытством, наблюдаю, как распустив на горлышке пластиковый колпак, он ввинчивает в пробку открывашку, удерживая ладонью пузатую бутыль, дергает…и вынимает пустой штопор.
— Ах ты хреновая кочерыжка! — ввинчивает, и дергает еще раз, с прежним результатом. И еще…
— Кина не будет? — подкалываю Линца, разглядывающего над бочкой результаты своих усилий.
Закинув в рот, пригоршню чипсов, передаю ему пачку. Театрально размяв шею, забираю бутылку и штопор. Переворачиваю бутылку пятнадцать раз по кругу кверху ногами. Ставлю на землю. Зажимаю между ног. Складываю штопор в нож, и проталкиваю рукояткой сечения пробку в бутылку.
— Вуаля, — запыхавшись, победно развожу руки в стороны. — Учись!
— Фике, да ты крута! — присвистывает. — Ты сейчас меня, как мужика по стенке размазала. Где ты этому научилась?
Забираю у него чипсы, сажусь на свой трон.
— Если честно, я это проделывала в первый раз. В инете случайно увидела, и вот, вспомнила.
Виктор разливает по одноразовым стаканчикам красное вино, протягивает мне. Присаживается рядом, скрестив ноги.
— За нас! — чокнувшись, выпивает залпом. — Уй-йй-яя! — зажмурившись, мелко крутит головой. — Кислятина редкостная!
Подаю ему шаурму, он откусывает огромный шмоток и с аппетитом жует, закрывая глаза. Я выпиваю свой стакан даже не поморщившись.
— А мне понравилось, — терпкий вкус, с легким карамельным оттенком и небольшой горчинкой, взрывает рецепторы и разносит по желудку приятное тепло. Подставляю стакан за добавкой.
— За что выпьем? — разливает еще.
— А давай за теорию относительности! — Виктор смотрит на меня заинтригованно, с легкой усмешкой. — Сейчас! — устраиваясь поудобнее, свешиваю задницу в дырку и начинаю умничать. — Один мудрый еврей Моисей сказал: «Самое главное находиться там!» — указываю рукой на небо. — Другой мудрый еврей Соломон сказал: «Самое главное — здесь», — стучу указательным пальцем по голове. — Третий мудрый еврей Иисус Христос изрек: «Самое главное — здесь», — кладу руку на сердце. — Четвертый мудрый еврей Карл Маркс сказал: «Самое главное — тут», — распрямившись, глажу живот. — Пятый мудрый еврей Зигмунд Фрейд, произнес: «Самое главное — там», тычу пальцем в пах. — На что шестой мудрый еврей Альберт Эйнштейн констатировал: «Нет, ребята, все в этом мире относительно!» За теорию относительности! — чокаюсь и выпиваю до дна.
— Эта было сильно! — аплодирует мне, на что я, шутовски кланяюсь. — Закусывай! — достает из рюкзака сырную и колбасную нарезки, мандарины, бутылку воды и пачку с копчеными колбасками. Нанизывает колбаски на обструганные ножом палки, и встает, чтобы пожарить над костром.
— Откуда в твоем арсенале такой философский тост?
— Ой, за что мы только с подругами не пили… — небрежно отмахиваюсь, и тут же осекаюсь. — По молодости…
— А сейчас дружите?
— Дружим…но собраться вместе получается редко…у всех свои заботы.
— Пять минут и будут готовы, — разместив по диагонали на кромке бочке нехитрые шампура, протыкает колбаски ножом
Мандарины…Мандарины, блин… Воровато лезу рукой к ним в пакет и дырявлю пальцем кожуру на подбрюшье. Наверное, у меня сейчас лицо, как у блаженной дурочки, надеюсь, что в темноте не видно. Кайф…ну какой же кайф…
— Вить? — лениво жую кусочек сыра. Мне уже очень даже хорошо. Звезды над головой, разбросанные, как капли росы на паутине. Влажный ветерок, ласково играющий моими волосами. Шелест волн, мерно бьющихся о берег. Лепота.
— Что? — роется в телефоне и включает дурацкую песенку Лисы Алисы и кота Базилио. — Мадам, позвольте, — протягивает мне руку, выдергивает с трона и начинает дурачиться, кружа в разные стороны. — Какое небо голубое… — прижимается щекой к щеке, и энергично двигает вперед-назад нашими сцепленными в кистях руками, как поршнем.
Я хохочу и визжу, когда он резко подхватив меня, так что ноги по инерции взметнулись вверх, делает пол — оборота вокруг своей оси, и ставит на землю. А потом, одним движением сграбастывает с бочки шампура и начинает ими дирижировать с двух рук. Он ржет, когда я выхватываю у него один, и приняв стойку, начинаю наступать, делая выпады, как фехтовании.
— Защищайся!
— Твоя взяла, — будто сдаваясь, примирительно поднимает руки. — Попробуешь?
— А чего тут пробовать? — рву зубами кусок и дышу, как собачка. — Аааа, черт, как горячо!
Рыжий в шутку дует на мою сосиску и подает воду.
— Обожглась?
— Нормально, — запив, продолжаю жевать благоухающую костром колбаску. — Мне кажется, дай мне сейчас, как лошади, кусок черного хлеб с солью, мне бы и он показался божественным. Нет у тебя ощущения, что все усилило вкус? Вино стало пьянее, мясо — мяснее, сыр- сырее, — доев свой шампур, удовлетворенно вскидываю вверх руки и тянусь. — Мы купаться — то будем?
— Обязательно, — вытирает губы салфеткой. — Еще будешь?
— Половинку, пожалуй.
— Я про вино!
— Ах ты! — замахиваюсь, на него пустым шампуром. — Наливай!
Забирает у меня палку, подливает вино. Снова нанизав колбаски ставит на бочку жарить.
— Вить, а какое твое любимое блюдо?
— Я всеяден и некапризен. Ну кроме перловой каши.
Растягивается на разложенных теперь друг за другом кругах, для устойчивости опираясь на землю согнутой ногой, укладывает голову мне на колени.
— Ты посмотри на это небо, посмотри на звезды… — напевает, раскинув руки в стороны и задрав лицо вверх…
— Ее разве кто-нибудь просто так ест?
— Поверь мне, определенная часть мужского населения, вынуждена это хавать…посмотри на это море… — повышает громкость.
— Ты про армию что ли?
— И не только… ты видишь это все в последний раз… — орет в голос, и я ржу.
— И все же. Ну что-то же есть любимое, — тихонько перебираю
