Борис, я знатностью выше, подойду, протянув ему руку. А хоть бы и равен был! Не я, держава Российская изъявляет расположение…
— Беда, Федька, — шепнул Борис, раздеваясь в гостиничной каморе. — Липовые мы с тобой итальянцы.
Надо же такому случиться! Борис едва не повернул обратно за порог, спасаясь от объятий, от пылкой итальянской скороговорки. Вишь, мадонна привела земляка! Вот ведь напасть…
— Полно, князь-боярин, — успокаивал азовец. — Хозяин тебя за венецианца признал — чего же еще?
— А сам-то он?
— Из Неаполя вроде…
Тогда, может, обойдется. Федьке сказать, чтобы болтал поменьше…
Но только храп донесся до азовца из-под одеяла. Князь-боярин, умаявшись в дороге, уснул.
Оказалось, итальянец в Эгере не диковина. Венгерские короли жаловали фряжских каменщиков, ваятелей, резчиков, зодчих. Целая улица ими заселена и отстроена — Итальянская. Так же назван один из бастионов града.
Столицей служить Агрии вряд ли пристало. Крепость обширна, однако сложена грубо, презентабельного вида не имеет. Башни низки, стены после многих баталий и осад заделаны худо. Добавляют кирпич, разбирая поваленные мечети — память турецкого полона.
Посреди города, в низине, пруд. На берегах — кузницы, пробуждаются чуть свет, гремят. Мычит, сходя к водопою, скотина, пригнанная для армии, для рабочих людей, для множества приезжих. Дипломаты, купцы, торгующие неведомо чем… Ракоци в отъезде. Слоняется у крепости надменный горбун в очках, уверяющий, будто умеет превращать свинец в золото. Сулит обогатить сим открытием венгров.
— Король Карл, — сказал Борису маркиз Дезальер, — доверился алхимику. Тот кормился в Стокгольме месяца два, представил королю бляшку величиной с луидор. Вероятно, припрятанную… По-моему, они шарлатаны…
Дезальер, лейтенант-генерал Людовика, мешает итальянские слова с французскими. Чтобы свидеться с Ракоци, сделал вояж потруднее куракинского — через Турцию. А сдается, сейчас из Версаля. Парик уложен, завит, напудрен, пахнет дворцовой цирюльней, отвислые щеки, в крупных родимых пятнах, выбриты, тонкий узор на кафтане не попорчен — уберег от назойливых эгерских гусей.
— Чем старше человек, тем больше ему следует заботиться о своей внешности, мой ученый синьор.
Ученый, блистательный, любезнейший… Генерал величает Бориса с ужимкой насмешливой и подчас лукавой.
— Здесь все притворяются, кроме меня. Слава богу, мне-то прятать нечего.
Француз под собственным именем. Следовательно, союзник венгров.
Посол его королевского величества помещен в епископском дворце, в лучшем здании Эгера. Прихотливая — но не по церковному чину — лепка расплелась по фасаду. Дезальер привел молодого инженера, чтобы сразиться в шахматы. Фигуры из слоновой кости — подарок турецкого паши, как равно и кальян на столе маркиза.
— Эта забава вышла из моды, — говорит он, расставляя фигуры. — В Париже высший свет предпочитает карты. Я не меняю своих вкусов. И монархов не меняю…
Сие, верно, в адрес Ракоци.
— Меня не удивит, если Ракоци пригреет алхимика. Даже король Карл попался на удочку… Рассчитывает на чудеса тот, у кого дела плохи, вы не находите?
Бросив быстрый вопросительный взгляд на Бориса, маркиз схватил с доски слона, помахал в воздухе. Длинноногий, с хоботом тонким, как клюв, слон нес на спине паланкин, набитый седоками в чалмах.
— Мне странно, — ответил Борис, — отчего Карл так долго кружится в Польше.
— Он забавляется войной. Зачем ему торопиться? В кредитах мы ему не откажем.
И, сделав слоном выпад, почти к носу Бориса:
— Карл сомнет московитов в любой миг. У царя командуют наемники, своего стратега у него нет. Шотландцы, немцы, датчане… Добывают соболей для своих любовниц. Русские против Карла — дети.
— Нарву он потерял все же.
Борис сказал и засомневался — стоило ли насчет Нарвы? А тот наступал на него, грозил слоном.
— Мелочь, синьор! Карл прозевал пешку… У царя неприятности, взбунтовались казаки. В Аст… Астра… В Стамбуле мне говорили… На конце хан, что же еще может быть… Астрахан, если не ошибаюсь.
Астрахань? Может, врут турки!.. Шафиров позаботился бы — заброшен посол за тридевять земель, вестей из Москвы никаких. Ну чего вцепился старик в слона, не ставит на место?
— У каждого венценосца есть свои венгры. — И Дезальер затрясся от смеха, довольный каламбуром. — Так я и доложу моему правителю. Он спросит меня: «Дезальер, это все, что вы привезли?» Я скажу: «Да, ваше величество, все».
«Уж будто бы все?» — откликнулся Борис мысленно. Строй своих фигур не нарушил, ждал, когда генерал соизволит начать кампанию.
— Астрахан, Астрахан, — выговорил тот с облегчением. — Проклятие! У меня отвалятся уши. Варварское сочетание звуков, из месяца в месяц… Астрахан, Ракоци… Я скажу королю — ваше величество, Венгрия слишком удалена от нас, прикажите передвинуть ее поближе! Ха-ха!
— Ему не хватает своих венгров? — и Борис изобразил шутливое недоумение. — Ваш король завидует Иосифу?
— Отлично сказано, синьор! Нет, боже избави, пусть император справляется!
Слона, наконец, оставил в покое. Взял две ладьи, щелкнул, сталкивая их, и опрокинул ферзя.
— Ракоци безумец. Что он вбил себе в голову? Соединиться с нашими войсками? От Гохштедта нас прогнали и всыпали в зад картечью. Шансов никаких. Пока Иосиф занят на западе, венгры могут дышать. Империя их раздавит, рано или поздно. Кто им поможет? Легче всего, конечно, царю…
Умолк, теребил фигуры, потупившись, но с ожиданием столь упорным, что Борис не выдержал.
— Легче, — кивнул он, чувствуя, как кровь покалывает ему щеки.
Кампании шахматной они так и не начали.
6
Ракоци прислал сказать инженеру Дамиани, что ждет его в крепости Сатмар. Взятая недавно куруцами, она утвердила власть восставших во всей верхней Венгрии. Начальник конфедератов задержался там, наблюдая за фортификационными работами.
Эгерский комендант дал инженеру провожатых. Земля, закаленная ночным морозцем, звенела под всадниками. Осень срывала желтый лист, набрякшие яблоки. Нежаркое солнце, запылавшее над лесистым косогором, звало людей на последнюю страду — виноградную. Лозу здесь поздно освобождают от сладкого груза, сок в сморщенных, тронутых холодом ягодах уже начинает бродить, рождая прославленное токайское.
Крепость вкоренилась в бугор над степью, над речкой Надь-Самош, — серый нарост, издырявленный, расшатанный войнами. Однако исполинские глыбы в основании стен не поколеблены. На столетия строили пращуры, заложившие град. Кто они были? Может, жители златого века? Кладка позднейшая — иного племени, мелкого и суетного, камешки бесчисленных, поспешных заплат и подпорок.
Урон последней осады заделывают кирпичом. По живой цепочке, из рук в руки, плывут кирпичи к пролому. Каменщики по пояс голы, в поту, несмотря на прохладу.
Борис ел с куруцами у костра. На вертеле крутился, таял кусок сала, все по очереди подставляли хлеб под частую капель. Он не заметил высокого военного, соскочившего с седла. Куруцы поднялись, встал и Борис, не выпуская огрызок. Он подумал с испугом,
