ловили рыбу возле Центра имени Чарльза Даны. На скамейках и на траве сидели люди всех цветов кожи, из всех стран, африканцы, афроамериканцы, латиноамериканцы из обеих Америк, и все они загорали на солнце. И я видел.
Я видел хрустальный город.
Город света и цвета, в котором нет ничего невозможного. Через центр города тянулся, отделяя западную часть от восточной, зеленый прямоугольник парка. Рядом был ход под землю, где перемещались мужчины и женщины всех цветов кожи, ориентации и уровня дохода. Город окружали четыре пригорода – окружали или составляли вместе с ним единый город из пяти частей. А потом я увидел нас, втроем. Дитя по имени Усмаиль не сидело больше внутри Таины. Сама Таина спала, растянувшись на покрывале на зеленой лужайке. Я лежал рядом. Волосы у Таины рассыпались, тело звало, руки и ноги раскинуты, прелестно тонкие, словно она не знала материнства. Напротив нас дитя Усмаиль, уже подросток, каталось на коньках, хотя стояло лето и никто не катался на коньках по Гарлем-Меер, даже когда пруд зимой покрывался льдом. Таина не просыпалась. Я поднялся и стал смотреть, как изящно и элегантно скользит на коньках Усмаиль. Потом дитя Усмаиль заскользило ко мне. «Важно не то, – заговорило оно, – как я здесь оказалось. Важно, что я здесь. Будешь ли ты заботиться обо мне? Будешь?»
Я устал от постоянных приставаний Марио и к тому же никак, никак не мог бы платить ему каждый месяц. Поэтому я сделал кое-что весьма непохвальное. Отступать было некуда. Подобно Салю, я мог только попытаться исправить то, чего не мог изменить. Да, так вот. Я подписался от имени Марио на гейский порножурнал под названием «Голубой». В заказ я добавил пару вибраторов, плетку и кожаную маску. Я знал, что, когда все это добро доставят к ним домой и его увидит отец Марио, произойдет взрыв. Я хотел, чтобы Марио испытал унижение. Чтобы он испытал страх и ужасную неловкость. Я хотел, чтобы отец излупил его, как сам Марио излупил меня. Чего я не ожидал, так это того, что отец уложит его на больничную койку.
Мы с П. К. стояли у входа в Центральную больницу.
– Не пойду, – сказал П. К.
– Надо.
– Чего это? Поделом ему. Ты вспомни, как он до нас докапывался во время ланча, как обзывал нас мокроспинниками.
– Надо же ему что-то сказать.
– Он у меня руку отнял.
– Тебе ее вернули.
– И хотел долю от нашей работы.
– Ну и что? Он хотел обжулить нас, таких же жуликов.
– Да ничего.
– Да ну, П. К. Мы должны ему хотя бы посочувствовать.
Марио как раз исполнялся двадцать один год. Системе предстояло или пропустить его дальше, позволив ему закончить образование и получить диплом, или полностью отказаться от него, старшака-переростка. В любом случае нам не придется больше иметь с ним дела. И все же на душе у меня было скверно.
– Это была твоя идея, ты же у нас горазд на великие идеи. Я отсюда не сдвинусь. – П. К. скрестил руки на груди и сел на лавку, с которой явно не собирался вставать. – Останусь здесь, и точка. – Он порылся в кармане и достал «Джолли Ренчер».
Я открыл дверь больницы. Кондиционер работал на полную катушку, и я понял, что школьный год вот-вот закончится. И Таине подошел срок рожать.
– Вы родственник? Навещать можно только родственникам, – сказала мне женщина, сидевшая за стойкой, куда надо было обращаться, чтобы навестить больного.
– Да. Родственник.
– Вы не похожи на итальянца.
– Он мне сводный двоюродный брат. – Да, я собирался навестить травившего меня расиста и с этой целью объявил себя его кровным родственником.
Женщина цепко оглядела меня и пожала плечами, словно говоря: меня это не касается.
– Номер палаты написан вот здесь. – Она показала, где именно. Я взял голубую карточку, на которой жирными черными буквами значилось «ПОСЕТИТЕЛЬ», и поднялся на лифте. С собой я нес комиксы, мне пришлось заткнуть их за пояс штанов, потому что я стеснялся сказать П. К., что несу Марио комиксы. Я купил те, что он постоянно читал: про Песочного Человека, Темного Рыцаря и Людей Икс. Выйдя из лифта, я не пошел в палату Марио сразу, а сначала заглянул в приоткрытую дверь. У Марио был вид человека, которого стоило бы оставить в покое. Наверное, он знал, какие слухи ходят про него в школе. Слухи, которые я же сам и распустил. Что плохой мальчик Марио Де Пума оказался педиком и что его отец, узнав такую новость, отправил его на больничную койку. Ребята смеялись у Марио за спиной.
Марио сидел, опираясь на подоткнутые под спину подушки. У него была сломана челюсть. Рука в гипсе, но ноги в порядке. Я медленно вошел. Марио повернул голову, ему явно было неловко и больно.
– Какого… тебе… надо? – Сквозь стиснутые зубы Марио говорил, как Клинт Иствуд.
– Никакого. – Я выдавил улыбку.
– Копы… до тебя… добрались?
– Почти, но пока не добрались.
– Насчет… твоих… дел?
– Какая разница. Я их закончил.
– Паршиво… – Ему, наверное, было больно, потому что он резко вдохнул. – Прости.
– За что? – Я увидел у него во рту стальную проволоку. И еще увидел резиновые бандажи.
– Все… тебе… испортил.
– Да ладно, – сказал я. Марио смотрел на меня: хотел знать, зачем я явился. Но я не собирался ему признаваться, еще чего. Я пришел, потому что прийти значило для меня попросить прощения. Я ничем не лучше его. Я сыграл на страхе перед совершенно естественным делом. На ерундовом страхе. Но в Испанском Гарлеме такие вещи совсем не ерунда, и я знал, что для отца Марио такая ерунда о-го-го сколько значит. Я знал, что мальчишки бывают жестокими, и эта жестокость не всегда выражается физическим насилием. Я нанес Марио удар столь же жестокий, как если бы всадил в него нож.
– В школе… что… про меня… говорят? – просипел Марио сквозь стиснутые зубы.
– Что ты придурок.
– Да?
– Да.
– Точно?
– Да, и правильно говорят, потому что ты придурок.
Наверное, он обрадовался.
– Ладно… хорошо.
– Марио, мы с тобой просто двое парней, которые оказались на мели. Мы же другой жизни не знаем. И просто пытаемся что-то делать.
Я положил перед ним комиксы. Марио покрутил головой, от чего ему стало еще больнее и неудобнее.
– Старье… читал уже.
Я знал, что этих он не читал. Продавец сказал мне, что они только что вышли. Но я промолчал.
– В школе увидимся, – сказал я, и Марио едва кивнул мне в ответ. Но когда я уже повернулся к двери, он закряхтел.
– Погоди… Таина… – Марио сделал глубокий вдох, готовясь к какой-то длинной и мучительной для него речи. – Если увидишь… скажи… хочу с ней… поговорить.
Я, конечно, не собирался ничего говорить Таине, но сказал:
– Обязательно.
– Ладно.
Марио устал. От обезболивающих его клонило в сон. Перед уходом я взглянул на него в последний раз и осознал, что у Марио есть все, чтобы стать надежным парнем, другом. Если бы только он умел этим
