Признать это христианство не может, но и не признать не может. Отсюда уклончивость и туман в речах отцов, уговаривающих человека отказаться от земных удовольствий ради небесных, которых никто не видел и о которых ничего не известно.
У человека было бы меньше причин для скептического отношения к христианству и насмешек над ним, если бы оно реально способствовало его счастью в этой жизни. Разве трудно было Христу устроить для всех людей блаженную жизнь уже на земле – в дополнение к обещанному блаженству на небе? В последнем обещании никак не проявляется божественная сущность Христа. Но она бы проявилась в устроении им всеобщей счастливой жизни на земле, после чего каждый человек с охотой уверовал бы и в божественность Христа, и в будущую награду. Христос проводит жизнь в мытарствах и обещаниях будущих наград, но он скуп на награды земные. Он очень немногих осчастливил в земной жизни. Между тем достаточно было бы одного его слова, чтобы вечное блаженство сделалось уделом всех людей и в этой, и в будущей жизни. Отчего не нашлось у него такого слова?
XXIII. Крушение идеалов
Духовность и разумность для человека – источник больших бед и несчастий, чем его животная природа. Его животная природа довольствуется малым – удовлетворением насущных физиологических потребностей. Но безграничны запросы его духа, которые являются для него источником как высоких идеалов и ценностей, так и опасных лжеидеалов и лжеценностей. Они и дальше будут периодически вводить его в заблуждения, требуя от него бессмысленных жертв на алтарь псевдовысоких целей.
Все попытки заставить человека подавить в себе инстинкты плоти, вытеснив их в сферу греховного, закончились для христианства предсказуемым поражением. К неудавшемуся воплощению обоих главных идеалов, которые для христианства состоят в любви к Богу и любви к ближнему добавилось неудавшееся воплощение идеала девственности и идеала предпочтения удовольствиям земной жизни удовольствий небесной жизни. Христианство начало наступление на природу человека по этим четырём направлениям и на всех четырёх потерпело сокрушительное поражение: Бог не стал для человека центром его надежд и устремлений; ближнего он не стал любить больше, чем всегда; девство не стало цениться им выше любви и брака; враждебность к земным преходящим удовольствиям в обмен на будущие вечные блага не стала для человека определяющим мотивом поведения. Само христианство прошло через внутреннюю эволюцию: идеалы, должные возвысить человека до существа совершенного, оказались неприемлемыми в том числе и для клира. Достигнув земного могущества, священническое сословие быстро усвоило двойные стандарты. Одна сторона жизни была внешняя: тут демонстрировалась преданность христианским идеалам. Другая была внутренняя: тут каждый следовал прихотям и желаниям своей «греховной» плоти и своего духа. Двойные стандарты утвердились в христианстве повсеместно. Жажда земных наслаждений подавлялась наружно, но мучила изнутри, а неверие в реальность загробного счастья лишь усугубляло эти муки. Выход состоял в том, чтобы, признавая для вида христианские догматы и требования, реально не следовать им. И для самой церкви оставался только этот выход: официально признавая собственные установления, реально не следовать им. Этому дуализму, физически и морально трудно переносимому, положила конец эпоха Возрождения. Греховность (но не аморализм!), естественная для человеческой природы и в определённых пределах приемлемая для человека и его нравственности, восторжествовала над христианской показной праведностью. Христианству не удалось ограничить, а тем более подавить естественную тягу человека к удовольствию. Ему не удалось заставить его предпочитать простую и грубую пищу пище вкусной и изысканной и не удалось смирить эрос и уменьшить градус эротического тяготения полов друг к другу. Невозможно для человека подчинить своей воле любовь и эрос. Любовь не искусство, которому можно научиться, как полагает Эрих Фромм («Искусство любить»), но могучая, непредсказуемая и неуправляемая стихия. Иначе можно было бы сделать любовь учебным предметом и преподавать умение влюбляться и влюблять в себя в специальных школах любви – в желающих посещать такие учебные заведения не было бы недостатка. Бог не может допустить ослабления либидо человека, поскольку этим было бы поставлено под угрозу продолжение рода, а сам человек не захочет добровольно допустить ослабления своего либидо. Ни Христос, ни апостол Павел, ни Блаженный Августин, представления которых положены в основание христианской этики отношений между полами, не смогли ничего противопоставить могуществу эроса. Культ девства, явившийся в большом блеске, в обрамлении похвал и апологетических трактатов, сошёл со сцены незаметно, стыдливо. Святые отцы предпочитают не привлекать внимания к этой величайшей победе «беса похоти» над девством и христианством.
Ныне на дворе двадцать первый век. Христианство представляет собой жалкое зрелище одряхлевшей, умирающей религии. Его не слушают и не ценят, а в тех случаях, когда дело идёт об отношениях между полами, над ним смеются. Так бесславно закончился этот эксперимент, растянувшийся на два тысячелетия, – эксперимент по изменению естества человека «к лучшему». Человек по-прежнему способен на низменные дела и поступки, но этой стороной своей природы он обязан больше своему духу, чем телу. Поэтому и совершенствовать ему надлежит не своё тело, хотя оно для него порой источник стыда и многих комплексов, но дух. Но ни для его тела, ни для его духа невозможна та мера совершенства, которая бы его удовлетворила. Мир никогда не станет лучше, и человек не станет лучше. И в этом залог того, что жизнь никогда не будет скучна для него – он всегда будет желать изменить мир и себя. Этого достаточно ему для счастья.
Стремление к лучшему – неизбежная составляющая духа, важнейшая движущая пружина помыслов и дел человека. Но самые высокие идеалы неизбежно несостоятельны. Это истина, которую человеку трудно принять. Но воплощаемы для него идеалы меньшего масштаба, и это пусть служит ему утешением. Это и есть ответ идеалисту, который хочет радикально изменить человека и мир. Утопическими – но не бессмысленными! – были все высокие идеалы. Они не были бессмысленными, поскольку они составляли содержание жизни и истории. Что из того, что они не были воплощены? Зато они были. Таковы и идеалы христианства: они не были воплощены, зато они были. Но, может быть, было бы лучше для человека, если бы их не было. Если есть самый важный и самый ценный опыт, который человек вынес из своей истории, то это опыт крушения идеалов. Без христианства этот опыт был бы невозможен.
Об авторе
Сорокин Вячеслав Александрович, родился в Саратове в 1942 г., в 1964 г. окончил филологический факультет СГУ В 1965 г. во время туристической поездки в Финляндию попросил и получил политическое убежище
