тут, на Марсе, джентльмены и ученые. Однако здесь всякая мелочь достается с трудом, а украсть по праву первого — это традиционный способ, каким джентльмены-ученые добывают необходимое оборудование.
Едва я успел погрузить буры в джип, как подъехал Карсон из Горной группы, размахивая чрезвычайно срочным, весьма аварийным ордером. К счастью, у меня хватило соображения выписать сверхсрочный ордер у директора Бэрка. Карсон воспринял свою неудачу с такой учтивостью, что я подарил ему три бура.
Он понесся на своем скутере по красным пескам Марса, которые так красиво выходят на цветных фотографиях и так безбожно забивают двигатели.
Я подошел к земному кораблю: меня вовсе не волновали космолеты, просто хотелось взглянуть на нечто еще не примелькавшееся. Тут я увидел зайца.
Он стоял возле космолета и смотрел на красный песок, на опаленные посадочные шахты, на пять зданий Марсопорта; глаза у него были огромные, словно блюдца. На его лице, казалось, было написано: «Марс! Вот это да!»
Мысленно я застонал. В тот день мне предстояло столько работы, что и за месяц не переделать. А заяц входил в мою компетенцию. Как-то в приливе несвойственной ему фантазии директор Бэрк сказал мне: «Талли, ты умеешь обращаться с людьми. Ты их понимаешь. Они тебя любят. Поэтому назначаю тебя главой Службы безопасности на Марсе».
Это надо было понимать так, что в мое ведение передаются зайцы.
В данном случае заяц выглядел лет на двадцать. Роста в нем было свыше шести футов, а тощего мяса на костях — от силы сто фунтов. В здоровом марсианском климате его нос успел стать ярко-красным. У зайца были большие, с виду нескладные руки и большие ступни. В бодрящей марсианской атмосфере он ловил воздух ртом, как рыба, выброшенная из воды. Респиратора у него, естественно, не было. У зайцев никогда не бывает респираторов. Я подошел к нему и спросил:
— Ну и как же тебе здесь нравится?
— Госпо-ди-и! — сказал он.
— Потрясающее ощущение, не правда ли? — спросил я. — Наяву стоять на взаправдашней, всамделишной чужой планете.
— И не говорите! — произнес, задыхаясь, заяц. От кислородного голодания он весь посинел — весь, кроме кончика носа. Я решил проучить его — пусть еще чуть-чуть помучится.
— Ты, значит, тайком забрался на этот грузовой корабль, — сказал я. — Прокатился без билета на изумительный, чарующий, экзотический Марс.
— Ну, меня вряд ли можно назвать безбилетником, — проговорил он, судорожно пытаясь набрать воздух в легкие. — Я вроде как бы… вроде как бы…
— Вроде как бы сунул капитану взятку, — докончил я за него.
К этому времени он уже еле-еле стоял на своих длинных тощих ногах. Я вытащил запасной респиратор и нахлобучил ему на нос.
— Пошли, заяц, — сказал я. — Найду тебе что-нибудь перекусить. Потом у нас с тобой будет серьезный разговор.
По дороге в кают-компанию я придерживал его за руку: он так пялил глаза на все вокруг, что неминуемо обо что-нибудь споткнулся бы и сломал бы это «что-нибудь». В кают-компании я повысил давление воздуха и разогрел зайцу свинину с бобами.
Он с жадностью проглотил еду, откинулся в кресле, и рот у него растянулся от уха до уха.
— Меня зовут Джонни. Джонни Франклин, — сказал он. — Марс! Прямо не верится, что я и вправду здесь.
Так говорят все зайцы — те, что остаются в живых после перелета. Ежегодно делается примерно десять попыток, но лишь один или два человека умудряются выжить. Они ведь невероятные идиоты. Несмотря на проверки службы безопасности, зайцы каким-то образом прокрадываются на борт фрахтовика.
Корабли стартуют с ускорением порядка двадцати «g», и зайца, у которого нет специальных средств защиты, сплющивает в лепешку. Если он при этом и уцелеет, его прикончит радиация. Или же он задохнется в невентилируемом трюме, не успев добраться до каюты пилота.
У нас тут есть специальное кладбище, исключительно для зайцев.
Однако время от времени кто-нибудь ухитряется выжить и ступает на Марс с большими надеждами и глазами, сияющими, как звезды. Разочаровывать их приходится не кому иному, как мне.
— Зачем же ты приехал на Марс? — спросил я.
— Я вам объясню, — сказал Франклин. — На Земле приходится поступать, как все люди. Надо думать, как все, и делать, как все, не то окажешься под замком.
Я кивнул.
Сейчас, впервые в истории человечества, на Земле все спокойно. Мир во всем мире, единое всемирное правительство, мировое процветание. Власти стремятся сохранить все, как есть. Мне кажется, что они заходят слишком далеко, подавляя даже самый безобидный индивидуализм, но кто я такой, чтобы судить? По всей вероятности, лет через сто или около того станет полегче, но для зайца, живущего в наши дни, это слишком долгий срок.
— Значит, ты испытывал потребность в новых горизонтах, — сказал я.
— Да, сэр, — ответил Франклин. — Мне не хотелось бы показаться вам трепачом, сэр, но я мечтал стать первооткрывателем. Трудности меня не страшат. Я буду работать! Вот увидите, только позвольте мне остаться, прошу вас, сэр! Я буду работать не покладая рук…
— А что ты будешь делать? — спросил я.
— А? — На мгновение он смешался, потом ответил:
— Что угодно.
— Но что ты умеешь? Нам бы, конечно, пригодился химик, специалист по неорганике. Случайно не в этой ли области проявляются твои таланты?
— Нет, сэр, — пролепетал заяц.
Этот разговор не доставлял мне ни малейшего удовольствия, но важно было внушить зайцу неумолимую, горькую правду.
— Так, значит, твоя специальность не химия, — размышлял я вслух. — У нас нашлось бы местечко для первоклассного геолога. На худой конец — для статистика.
— Боюсь, я не…
— Скажи-ка, Франклин, у тебя есть звание профессора?
— Нет, сэр.
— А докторская степень? Или степень магистра? Ну, хоть какой-нибудь диплом.
— Нет, сэр, — ответил подавленный Франклин. — Я и средней-то школы не окончил.
— Так что же ты в таком случае собирался здесь делать? — спросил я.
— Вот знаете, сэр, — сказал Франклин, — Я читал, что Строительство разбросано по всему Марсу. Я думал, может, сгожусь вроде как посыльным. И я обучен плотницкому делу, и водопроводчиком могу, и… Уж наверняка тут найдется работка и для меня.
Я налил Франклину вторую чашку кофе, и он поглядел на меня огромными, умоляющими глазами. На этой стадии беседы зайцы всегда смотрят таким взглядом. Они полагают, будто Марс похож на Аляску 1870-х годов или Антарктику 2000-х, — героический фронтир для смелых, решительных людей. На самом деле Марс вовсе не фронтир. Это тупик.
— Франклин, — сказал я, — знаешь ли ты, что Строительство на Марсе зависит от поставок с Земли? Знаешь ли, что оно себя не окупает и, возможно, никогда не окупит?
