год младше своего однокашника. Друг для друга они были «Павел» и «Леонид». Такими они остались и потом.
Конечно, они бы вместе и окончили курс, просидев за партой еще полтора года, но в 1897 году Каптерева исключили из семинарии, и он оставил ее, так сказать, богословским недоучкой.
Годы уже значительные — двадцать лет — надо устраиваться куда-то. А специальности никакой, не считая церковную службу. И Леонид решил поступить псаломщиком.
Обычно в псаломщики шли люди разве что из духовного училища, поэтому в консистории были рады, что на службу просится человек, как-никак прошедший пять классов семинарии. Оказалось свободным место псаломщика в Березовском заводе, под Екатеринбургом, и Каптерева назначили туда.
Леониду посчастливилось: ведь Березовский завод — это же под боком такого большого города, как Екатеринбург. В городе-то свой епархиальный архиерей, главный начальник горных заводов всего Урала и Приуралья — что-то вроде сверхгубернатора; здесь же большая газета «Урал», а в будущем: «Уральский край», «Уральская жизнь», сатирический журнал «Гном». Здесь театры, музей, обсерватория, Уральское общество любителей естествознания и Уральское медицинское общество с их периодическими журналами и другие «всеуральские» учреждения и организации. Словом, хотя и не губернский город, а в иных отношениях почище и повыше губернского, уж не говоря, что богаче его, — золото!
И вот для Каптерева — Березовский завод, всего в двенадцати верстах от Екатеринбурга, как говорится — «В людях и на усторонье!» Поезжай в город, когда тебе захочется, — работы-то псаломщиком кот наплакал, да и то не каждый день. И круг знакомых у Каптерева в Екатеринбурге все расширялся и расширялся. Там были кооперативные союзы на все Зауралье — потребительский и кредитный. Леонид Михайлович оставил псаломщичество и нашел себе работу в одном из кооперативных союзов. Служба же в учреждениях в то время была с девяти утра до двух часов дня, а потом — хоть куда! И Каптерев пользовался этим.
Так он зачастил в музей Уральского общества любителей естествознания (УОЛЕ), познакомился с хранителем его — будущим профессором Модестом Онисимовичем Клером и заразился от него краеведческими интересами. Стал много читать ураловедческой литературы, часто ездил по Уралу в служебные командировки и по своей охоте.
Кооперативные союзы издавали тогда свои журналы, из коих «Уральское хозяйство» не брезговало материалами и общего содержания. Каптерев стал печататься в них. В марте 1918 года он закончил большой рассказ «Островок» и в следующем, 1919-м, году издал его отдельной книжечкой в серии «Библиотека уральских писателей», которую выпускал совет екатеринбургских окружных кооперативных съездов.
Во время ли гражданской войны или еще раньше подвернулась интересная работа в Екатеринбургской уездной земской управе. Здесь Леонид Михайлович работал по тот самый день, когда екатеринбургская буржуазия окончательно покинула город и удрала в Сибирь. Уехала туда и головка земской управы, но Каптерев остался в городе. Он не чуял за собой никаких грехов перед народом и потому спокойно встретил приход народной власти.
С бегством буржуазии и насильственным угоном в Сибирь части служащих вновь создаваемые в городе советские учреждения нуждались в людях. Леонид Михайлович пошел работать в Союз кредитных и ссудо-сберегательных товариществ, в просторечии называвшийся Союзбанком, в «отдел по заготовке, сбыту и переработке продуктов сельского хозяйства». Секретарем там был не кто иной, как выдающийся уральский писатель-демократ Иван Флавианович Колотовкин. Заведующим отделом был не менее культурный человек С. А. Груз дев; впоследствии он издал любопытную книжку по методике краеведения.
И вот за подписями этих-то двух лиц 13 мая 1920 года выдается такой документ:
«УДОСТОВЕРЕНИЕ
Предъявитель сего сотрудник Екатеринбургского Союзбанка гр. Леонид Михайлович Каптерев ввиду специальной научной его командировки временно откомандировывается в распоряжение Уральского Общества Любителей Естествознания для участия в организуемой Обществом историко-археологической экспедиции.
Принимая во внимание большое научное значение означенной экспедиции, Союзбанк, как организация, всегда сочувствующая всякого рода культурным начинаниям, обращается с просьбой ко всем кооперативам оказывать гр. Каптереву возможное содействие для успешного исполнения возложенного на него Уральским о-вом поручения».
Экспедиция эта работала в Шадринском уезде, и есть все основания считать, что именно в это время Леонид Михайлович работал в Далматове над архивом местного монастыря, изучая документы восстания для своей будущей книги «Дубинщина», что вышла в издании «Уралкниги» в 1924 году, а потом была переиздана Далматовским обществом краеведения в 1929 году.
В сентябре 1920 года УОЛЕ направило Каптерева в командировку в Верхотурский, Нижне-Тагильский, Алапаевский, Надеждинский уезды «для изучения местных памятников старины, исторических материалов и для исследования монастырских, церковных, заводских и других архивов…». В итоге этой командировки Леонид Михайлович остался в Верхотурье надолго и основал там общество по изучению Верхотурского края и краеведческий музей, использовав для него «дворец» из кедрового леса, построенный Верхотурским монастырем для приема особ царской фамилии, а также Гришки Распутина.
10—16 апреля 1921 года в Екатеринбурге проводился 1-й Уральский съезд деятелей музеев, а фактически — первый съезд уральских краеведов. Активное участие в его работе принимал в качестве представителя верхотурских краеведов Л. М. Каптерев. Он докладывал о деятельности своего общества и был одним из секретарей съезда.
На этом-то съезде я впервые и познакомился с Леонидом Михайловичем как видным уральским краеведом. Надо сказать, что фамилия Каптерев была мне уже знакома: одновременно со мной в 1900-х годах в Пермской духовной семинарии учился брат Леонида Михайловича Вениамин, который к тому же в начале 1920-х годов и позже был заведующим совпартшколой в Шадринске, где я тогда директорствовал в музее. В 1921 году Леониду Михайловичу шел уже 43-й год. Говорил он, время от времени откашливаясь, словно в горле ему что-то мешало, но говорил спокойно, деловито, обстоятельно. Одет он был в обычную для тех лет толстовку, но каждый раз я видел его с белоснежным отложным воротничком, а толстовка выутюжена — этим он заметно выделялся на фоне остальной Краеведческой братии.
Вскоре после съезда, вернувшись в Верхотурье, Леонид Михайлович писал оттуда мне в Шадринск:
«Числа 10—12 июня группа членов нашего общества, 7—8 человек, среди коих имеются естественник, этнограф, географ, художники и проч., — отправится к северу. Путь наш лежит через Надеждинск и села Петро-Павловское, Всеволодо-Благодатское и Никито-Ивдельское. Последнее — наша база, откуда мы отправляемся в «неизвестные страны», на лодках, сначала по р. Ивдель, затем вверх по Лозьве и дальше — по правому притоку Лозьвы — Вижаю, до тех пор, пока можно будет продвигаться на лодках, и, наконец, оставивши наши «пироги», пойдем пешком до Молебного Камня… Путь на лодках составит около 300 верст и пешком — верст 40—50. По дороге будем делать остановки для исследовательской работы, научного коллекционирования, зарисовок, охоты, рыбной ловли и проч… Более длительная остановка предполагается у Молебного Камня… где нас
