Глава 38. Полина
– Простите, – это все, что я могу сказать в такой ужасной ситуации.
– Вам не за что извиняться, Полина. Эту ситуацию создали сами родители Тимура, а вы, получается, втянутая в конфликт сторона.
– Спасибо, – я на миг ощущаю облегчение, но она продолжила говорить.
– Пока не за что. Я лишь о том, что вы посторонний человек. Не обижайтесь. Я, конечно, не фанат своей невестки, но, если он не разводился с ней столько лет, то у нас всех, в том числе у Тимура, сложилось впечатление, что еще все можно наладить, понимаете?
– А тут, – сглатываю ком, – появилась я. Понимаю.
– Да, развод, да еще такой стремительный, был ударом для многих. Но я, как и любая мать, желаю сыну счастья. Вопрос лишь в том, уверены ли вы, что сможете сделать его счастливым? Человек, как вы понимаете, он не самый легкий на подъем…
Я не могу ответить на этот вопрос и просто пожимаю плечами. Еще несколько минут я бы уверенно сказала – да, но тут столько подводных камней, острых как лезвие, что может вообще лучше не соваться в эту реку.
– Спасибо, что все объяснили, – киваю я и ухожу в раздевалку. Тихонько снимаю костюм, который привел к таким вот последствиям. Потом снова натягиваю лик секретаря, и сама иду к машине, набирая сообщение Володе с информацией, где я.
И только оставшись в тишине салона, я погружаюсь в свои мысли. Володя не должен был бить мальчика. А я не должна была поддаваться своим низменным инстинктам. Почему-то, когда я рядом с Володей, они включаются на полную катушку, особенно, если он без одежды. Я ужасно безнравственная. До сих пор щеки горят, когда подумаю, что мальчик видел. А что мог увидеть.
Как я буду общаться с ним? Не буду ли я причиной постоянных ссор и раздоров отца и сына? А его родители… Мама его, конечно, не прямым текстом меня послала, но очень четко сказала, что я причина конфликта. Именно я и мое появление в жизни Владимира перевернули все с ног на голову.
Мысли прерывает хлопок двери. Владимир сел в машину и кивнул Славе, чтобы тот выезжал.
– Прости за это. Он воспитан сукой, так что ничего удивительного, что он сам совершенно не умеет себя вести.
Я сглатываю, слушая его в каком-то немом шоке.
– Я надеюсь, ты ему это не сказал.
– Сказал, конечно. Что если не умеет вести себя на людях, будет дома сидеть.
– Господи, Вова. Ну что же ты за человек? Он же ребенок!
– Которому нужно помыть рот с мылом.
– А сам ты? Сам ты разве не подаешь ему пример?! Тебе не кажется…
– Давай мы не будем обсуждать воспитание моего ребенка…
Ну, конечно, кто я такая, чтобы вообще влезать.
Я отворачиваюсь к окну, смотря, как за ним проносится вечерний город. Володя пытается моей коленки коснуться, а я руку его убираю. Да, мне хочется его обнять, поцеловать. Но по большей части настучать по башке за то, как он общается с сыном, как ведет себя со мной… Наверное, в таком ракурсе не удивительно, что его жена не выдержала… Может, она и не такая плохая, как может показаться. Как он сам считает.
– Не дуйся. Я лишь сказал, что думаю.
– Да, этого у тебя не отнять.
– Объясни.
– Всего лишь, что некоторые свои порывы, слова и желания нужно сдерживать. Ложь, она, конечно, вещь неприятная, но порой очень полезная.
– Кому?
– Людям, Володя! Людям! Когда моя мама болела, я ей говорила, что она прекрасно выглядит, только чтобы сделать приятно! Иногда людям нужно слышать ложь, чтобы быть счастливее.
– Любая правда, как говно по весне, рано или поздно вылезает. И воняет так, что мама не горюй.
– Но пока не наступила эта самая весна, разве плохо насладиться зимой и белым покрывалом снега, которым это говно прикрыто? Я это все к тому, что нужно иногда врать, особенно детям. Особенно твоему сыну. И какой бы ни была твоя бывшая жена, она его мама. И не ты был рядом с ним все эти годы, а она. Не ты был примером, а она. И сейчас любое ее слово для него самое важное, а ты враг. А благодаря тебе и я.
Володя отворачивается, смотрит в другую сторону и молчит. Молчит до самого дома, пока мы выходим из машины, пока поднимаемся в лифте и как-то негласно готовим на ужин макароны с сыром и салат. Но после, уже когда мы собирались спать, он заговорил.
– Я никогда не хотел быть отцом, Полин. Ты знаешь, что мой биологический отец в тюрьме? Он тот еще ублюдок. Мать мою подставил, она чуть в тюрьму не угодила. Я даже не был у него ни разу. Какой из меня отец с такими генами?
– Мне кажется, немного поздно говорить такое, когда у тебя есть сын, который уже сам ходит и сам мыслит, пусть и под влиянием.
Он садится на кровать, и руками лицо трет.
– Я не умею с ним разговаривать. Я вообще с детьми не общался никогда. А он еще продукт воспитания моей бывшей, тоже не самой нормальной женщины.
– Ну, а кто в этом виноват, – чувствую щемящую грусть. За него. За себя. За мальчишку, который как неприкаянный просто хочет семьи. Как и любой ребенок. Как и любой человек. Я не могу смотреть на его сгорбленную спину и подлезаю вплотную. Обнимаю за шею и прижимаюсь щекой к горячей коже. – Да и нормальность – понятие весьма субъективное. Вот разве нас с тобой можно назвать нормальными? Мне вообще от тебя бежать нужно, а я словно специально нарываюсь на самую крупную неприятность в своей жизни.
Володя хмыкает, отводит левую руку в сторону и каким-то невообразимым образом затаскивает меня к себе на колени.
– Эта неприятность может стать приятностью, – трется он носом о мой, держит нежно, и вроде совсем не сексуально, но мне приятно и телу горячо, особенно внизу живота.
– Но для этого нужно постараться. И самое главное – не держать все в себе долго.
– Посмотрим. Я вряд ли смогу сразу измениться.
– А не надо меняться, Вов. Нужно просто понимать, что ты не один. Что есть люди, которые любят тебя, и которых любишь ты. И этих людей ставить во главе угла своей жизни, а не работу и собственную неуверенность в себе. Твой отец воспитывал тебя каких-то, сколько….
– Пять лет. Даже меньше.
– Ну вот. Твоим отцом был другой человек, и именно на
