причине, как в случае с Варей. Там я беспрестанно хотел это сделать, но сдерживал себя. А здесь ничто мне не мешает, но я этого не делаю. Потому что… потому что, видимо, не хочу.
И эти молниеносные размышления вдруг заставили меня спросить у нее:
— А ты не была замужем?
— Что за привычка — отвечать вопросом на вопрос? — рассердилась Валя.
— Извини… А какой был вопрос?
— Все ясно, — медленно проговорила Валя. — Ты меня даже не слушаешь.
— Слушаю-слушаю, просто задумался!
— Вот и задумывайся дальше.
— А ты на мой вопрос не ответишь?
— Нет, — язвительно сказала Валя. — Вот и мучайся теперь. Может, я не была замужем, может, была, а может, и до сих пор замужем.
— Да брось, — глухо усмехнулся я.
— Но даже если да, тебя же это не остановит, — полувопросительно сказала Валя.
Ну вот, опять!
— На что ты намекаешь? — процедил я сквозь зубы.
— Тут и намекать не на что, — нехорошо засмеялась Валя. — И так известно, что у тебя было с той, которая… с женой Волнистого.
— Кому известно? — уже почти прошипел я.
— Всем. И мне.
— Откуда?
— Откуда мне? Оттуда же, откуда и всем.
— А откуда всем?
— Да хватит. — Валя повернулась на кровати и уткнулась носом в стенку. — Тайное всегда становится явным, — сказала она будто про себя.
— Еврейская народная мудрость, — добавил я и прилег с краю, стараясь не дотронуться до обнаженной девушки.
81
Примерно полчаса мы лежали так рядом — бездвижно и в тишине. И не касались друг друга, даром что были голые и ничем не прикрытые. Было жарко, ненужное одеяло почти полностью сползло на пол.
Я думал, что сейчас засну, но все никак не получалось. Тогда я повернулся на бок и осторожно дотронулся до Валиных волос.
— Это же ненастоящий твой цвет, — тихо, будто сам себе, сказал я. Валя, однако, немедленно отозвалась:
— Зачем спрашивать? И так видно.
— Не то чтобы видно, — почему-то вздохнул я. — Я вообще не особо в этом разбираюсь. Значит, на самом деле ты темненькая?
Она повернулась ко мне:
— Да, на самом деле я негритянка.
— Зачем же перекрасилась?
— Я слышала, что блондинкам легче пробиться в кино.
— Ну, это когда было, — протянул я. — Сейчас, по-моему, наоборот, брюнетки ценятся. По крайней мере, самые интересные наши актрисы сегодня — темноволосые… — Тут меня осенило: — Погоди, Валя, а разве ты хотела пробиться в кино?
— Ну, я же поступила зачем-то на актрису.
— Да-да, точно, — рассеянно сказал я.
Ее глаза, почти не моргая, смотрели в мои с расстояния в несколько сантиметров. Варя бы так не смогла. Она всегда отводила взгляд. Следовательно, Валя — не Варя.
Тьфу ты, да сколько можно. Это и так понятно. С самого начала. Я не чувствую к ней почти ничего, кроме физического влечения. Будь она Варей, я бы сейчас изнемогал от любви, а не только от похоти.
Напоминание самому себе о похоти тут же заставило привлечь Валю к себе и поцеловать взасос.
И вновь эта ее восхитительная молниеносная отзывчивость! Казалось, Валя готова к соитию перманентно, ежесекундно.
Не отрываясь от моих губ, она нащупала рукой мой член и принялась нежно сжимать его. Я застонал сквозь поцелуй. Валя отклеилась от меня и, слегка наклонив голову набок, лукаво спросила:
— Хочешь, сделаю минет?
— А ты знаешь, что это такое? — поразился я.
— Как не знать, — дернула она плечом. — Все знают.
— Я… не возражаю.
— А что так неуверенно? — прыснула она.
— Да нет, ничего, все нормально… Просто нечасто услышишь от советской девушки такое предложение.
— От советской! — передразнила Валя. — Можно подумать, у тебя еще какие-то были… Хотя в твоих Карловых Варах с проституцией, наверно, порядок, так что…
— Ну о чем ты говоришь? — поморщился я. Валя расценила мою реакцию по-своему:
— Ага, тебе уже не терпится! Ладно, не буду томить… Только ты мне потом тоже, о’кей?
— Что тоже? А… конечно, — еще больше растерялся я.
Может, я и впрямь встречался с какими-то не такими девушками, но до орального секса у меня раньше если и доходило, то спустя многие и многие проведенные вместе ночи. Да и делалось это всегда без слов, стыдливо, в полной темноте и чуть ли не под одеялом… А тут…
Но, разумеется, мне это дьявольски нравится! Еще как! В такие секунды мне начинает казаться, что я могу по-настоящему полюбить Валю со всей ее вульгарностью, резкостью, невоспитанностью…
А ее неотличимость от Вари очень мне в этом поможет…
82
На следующий день мы все-таки приступили к съемкам. В группе все были как-то подавлены, словно ситуация с гибелью актрисы, у которой тут же отыскался двойник, ударила молотом по всем.
Да что там «словно»! Конечно, ударила. И по мне в том числе.
Только Валя, как человек посторонний, чувствовала себя на площадке легко и непринужденно. Впрочем, я вообще не могу представить ситуацию, в которой она чувствовала бы себя как-то по-другому.
Она играла безукоризненно и в этом смысле ничем не отличалась от Вари. Мои подозрения в том, что она все-таки Варя, несомненно, усиливались бы, кабы не одно «но». Если Варя играла как будто саму себя, входя в образ Маши, то Валя столь же естественно и органично чувствовала себя в образе Даши.
«Не будь слепцом! — настойчиво нашептывал мне внутренний голос. — Это одна и та же девушка! Просто тогда она перманентно изображала из себя один характер, а теперь — другой!»
«Нет-нет-нет, — упрямо твердил я себе же в ответ и даже как будто покачивал головой. — Это не она. Я бы почувствовал».
Чего там можно чувствовать, когда тебя с самого начала водят за нос?..
Лишь невероятным усилием воли мне удавалось абстрагироваться от этого диалога и загнать его куда-то очень глубоко в подсознание. Но я понимал, что и там продолжаю вести его.
Если бы члены съемочной группы сами не изменились после Вариной гибели, они не смогли бы не заметить, что я тоже очень переменился. Но переменились мы все — вот в чем дело!
И Валя со своей естественностью и непосредственностью невольно оказалась среди нас белой вороной. Все это понимали. Я это понимал. Да и сама она явно понимала, но это ее нисколько не заботило.
В перерывах она подбегала ко мне и пыталась то обнять, то поцеловать (вопреки своим недавним уверениям в нелюбви к поцелуям без немедленного «продолжения»). Я отстранялся от нее и нервно шептал:
— Не здесь, не здесь же!
— А что такого? — пожимала она плечами, делая вид, что не понимает.
Все она понимает. Она