Ознакомительная версия. Доступно 37 страниц из 183
несколько минут, прежде чем она перестала рыдать. Обретя наконец голос, принцесса взмолилась:
— Смерти прошу! Иисусе, Спаситель, ниспошли мне смерть!
Она взглянула на распятие, стоящее на алтаре:
— Господи! Разве я мало выстрадала? Сколько же еще длиться этой муке?
Она протянула руки к распятию и со всей тоской исстрадавшейся души повторила:
— Смерти прошу! Господи Иисусе, в память ран твоих, в памяти страстей твоих, пошли мне смерть! Матерь Божия, в память слез твоих, даруй мне смерть!
Руки у нее опали, веки сомкнулись, и она в изнеможении откинулась на спинку кресла. В какой-то миг могло показаться, что милосердное небо вняло мольбе принцессы, но вскоре по ее телу пробежала слабая дрожь и судорожно сжатые руки шевельнулись. Она подняла веки и уставилась на портрет Невера. Глаза ее были сухими, и в них появилась странная неподвижность, от которой мороз продирал по коже.
Молитвенник, который Мадлен положила на краешек молитвенной скамейки, стоило его взять в руки, сам раскрывался на одной и той же странице, столько раз ее перечитывали. На этой странице находился французский перевод псалма «Miserere mei, Domine»[61]. Принцесса Гонзаго по нескольку раз в день прочитывала его. Через четверть часа она протянула руку за молитвенником. Молитвенник раскрылся на странице с псалмом. Секунду-другую принцесса смотрела на него, не видя. И вдруг, вздрогнув, вскрикнула.
Она протерла глаза, огляделась вокруг, чтобы убедиться, что не грезит.
— Книгу никто не трогал, — прошептала она.
Она перестала бы верить в чудо, если бы видела молитвенник в руках Мадлен. Но она поверила в чудо. Она неожиданно распрямилась, глаза ее засветились, и она вдруг предстала во всем блеске своей былой красоты — прекрасной, гордой, сильной. Она опустилась на колени перед молитвенной скамеечкой. Раскрывшийся молитвенник лежал перед ее глазами. В десятый раз она перечитывала несколько строчек, начертанных на полях псалма незнакомой рукой и представляющих собой как бы ответ на первый стих: «Помилуй меня, Боже». Ибо рядом со стихом было написано:
Бог смилуется, если в Вас есть вера. Наберитесь мужества, дабы защитить свою дочь: явитесь на семейный совет, даже если Вы будете больны или при смерти, и вспомните пароль, который был когда-то у Вас с Невером.
— Его девиз: «Я здесь!» — прошептала Аврора де Келюс и со слезами на глазах воскликнула: — Дитя мое! Доченька моя! — а через секунду совершенно твердым голосом промолвила: — Набраться мужества, чтобы защитить ее? Мужества у меня хватит, и свою дочь я защищу!
IX
Защитительная речь
Парадная зала Лотарингского дворца, которая этим утром была обесчещена постыдными торгами и которой завтра предстояло быть оскверненной толпой торгашей, приобретших ее по частям, в этот час, казалось, в последний раз озарилась ярким светом. С уверенностью можно сказать, что никогда, даже в пору великих Гизов, под ее сводами не заседало столь блистательное собрание.
У Гонзаго были причины желать, чтобы эта церемония прошла со всей важностью и торжественностью. С вечера были разосланы от имени короля письма, приглашающие на нее. Поистине, можно было подумать, что речь пойдет о деле государственной важности, что предстоит «Королевское чтение»[62], на котором в семейном кругу решаются судьбы великой нации. Кроме президента парламента де Ламуаньона, маршала Вильруа и вице-канцлера д’Аржансона, представлявших регента, на почетной скамье восседали кардинал де Бисси между принцем де Конти и послом Испании, старый герцог де Бомон-Монморанси рядом со своим кузеном Монморанси-Люксембуром, принц Монакский Гримальди, оба Ларошешуара, один из которых был герцогом де Мортемаром, а второй принцем де Тонне-Шарантом, а также Коссе, Бриссак, Граммон, Аркур, Круа, Клермон-Тоннер.
Мы перечислили только принцев и герцогов. Что же касается маркизов и графов, то их можно было считать на десятки.
Нетитулованные дворяне и поверенные располагались ниже возвышения. Их было множество.
Это достойное собрание, естественно, делилось на две части: на тех, кого Гонзаго купил, и на независимых.
Среди первых был один герцог, один принц, несколько маркизов, изрядное количество графов и почти вся нетитулованная мелочь. Гонзаго рассчитывал красноречием и неоспоримостью своих прав привлечь на свою сторону и остальных.
Перед открытием заседания все по-свойски болтали друг с другом. Никто толком не знал, по какому поводу созван совет. Большинство полагало, что для решения спора между принцем и принцессой из-за владений де Невера.
У Гонзаго было немало пылких сторонников, принцессу защищали несколько старых почтенных вельмож и несколько юных странствующих рыцарей.
После появления кардинала возникло еще одно предположение. Отчет, который сделал его высокопреосвященство касательно нынешнего состояния рассудка принцессы, навел на мысль, что речь пойдет о взятии ее в опеку.
Кардинал, который не особенно выбирал выражения, объявил:
— Эта милейшая особа почти окончательно свихнулась.
После такого заявления общее мнение склонилось к тому, что она не явится на семейный совет. Тем не менее ее поджидали, поскольку так было принято. Гонзаго с некоторым высокомерием, которое ему охотно простили, сам потребовал отсрочки. В половине третьего господин президент де Ламуаньон занял председательское кресло; заседателями при нем были кардинал, вице-канцлер, господа де Вильруа и де Клермон-Тоннер. Глава канцелярии Парижского парламента взял на себя функции секретаря, четыре королевских нотариуса помогали ему как контролеры-протоколисты. Все пятеро принесли в этом качестве присягу. Жаку Тальману, главе парламентской канцелярии, было поручено зачитать акт о созыве совета.
В акте сообщалось, что Филипп Французский, герцог Орлеанский, регент, намеревался собственной персоной председательствовать на сем семейном съезде как по причине дружбы, какую он питает к принцу Гонзаго, так и по братской привязанности, каковая связывала его некогда с покойным герцогом де Невером, однако заботы правления, бразды коего он не может отпустить ни на день, тем паче ради приватных дел кого бы то ни было, удерживают его в Пале-Рояле. Вместо его королевского высочества назначаются комиссары и королевские судьи господа де Ламуаньон, де Вильруа и д’Аржансон. Господин кардинал будет выступать королевским попечителем принцессы. Настоящий совет наделяется правом верховного суда, могущего по собственному усмотрению решать в последней инстанции без права последующих апелляций все вопросы касательно наследства покойного герцога де Невера, в частности, разрешать сопутствующие государственные вопросы, а равно наделяется правом в случае необходимости вынести решение, кому передать в окончательное владение имущество, принадлежавшее де Неверу. Гонзаго собственноручно отредактировал текст этого акта, так что вряд ли можно было представить документ, более благоприятный для него.
Чтение акта выслушали в торжественном молчании, после чего кардинал осведомился у господина де Ламуаньона:
— Есть ли поверенный у ее светлости принцессы Гонзаго?
Президент громко повторил
Ознакомительная версия. Доступно 37 страниц из 183
