подъезд забежал Медок. Но сделал он это с некоторой задержкой, словно тоже преодолевая что-то внутри себя. И Ломон догадался, что именно. Ведь пес теперь стал разумным, и именно так, с позиции разума, он впервые увидит этих людей, которых много раз видел раньше и которых любил, но любил… по-собачьи. Возможно, Медок на мгновение засомневался, а сможет ли и теперь продолжать их любить. Правда, сам Ломон был уверен: любят не разумом, иначе это уже не любовь, а нечто совсем другое, поэтому опасается мохнатый друг напрасно – ведь сердце его осталось прежним.
* * *
Встреча с родителями – это всегда здорово. Но в последнее время еще и немножечко грустно, потому что с каждым разом все больше у них морщинок, больше седых волос. Мама, конечно, красилась, седину у нее не видно, а вот на голове отца уже, как говорится, настоящий перец с солью, и похоже, что соли уже в данной комбинации больше. Оба еще, конечно, держатся молодцами, все-таки шестьдесят в наше время еще не старость, но все же что-то в них с каждым разом менялось, не всегда сразу доступное глазу, но заставляющее сжиматься сердце.
Но главное, что они были. И Капон их очень любил. А вот Лом… Двуединому реально показалось, что ипостась взломщика сейчас вырвется наружу безо всякого портала. Вырвется – и бросится к родителям. Но даже и не разъединившись, часть сознания Лома взяла в эти мгновения верх и буквально потащила общее тело навстречу матери. Ломону ничего не оставалось, как обнять ее, хотя Капон допускал подобные нежности исключительно редко.
Мама, хоть и охотно обняла его в ответ, все-таки удивилась. Точнее, даже испугалась:
– Андрюша, что-то случилось?
– Ничего не случилось, ма, – выдавил улыбку двуединый.
– Но… ты будто на себя не похож… И, Андрюш, куда ты пропал? Мы с папой звоним тебе, звоним, а там – «телефон вне зоны доступа»…
– Да, сын, ты что-то совсем распустился, – будто бы насмешливо, но с явно читаемой радостью облегчения во взгляде заметил отец. – Совсем стал «абонент – не абонент».
– Привет, пап!.. – приобнял Ломон и его. – Да я… это… в поход с Васютой ходил. С двумя ночевками. А там, в лесу, связь плохая. Веришь?
– А эту красавицу ты в том лесу и нашел? – с откровенным любопытством посмотрел отец на Олюшку.
– Это я их нашла, – несмотря на предупреждения двуединого, с вызовом заявила осица. – Но выбрала не его, а Васечку.
Глава 21
Ломон грозно завращал на Олюшку глазами, но что сказать, не нашелся. Да и не успел бы, потому что отец коротко хохотнул:
– Надеюсь, не меня?
– Нет, – нахмурилась осица. – Я вас вообще первый раз вижу, как я могла вас выбрать? И потом, я же сказала: Васечку.
– Так я Васечка и есть. Ну, более уместно, наверное, Василий Петрович, – шутливо поклонился он.
– Хорошее имя, – удовлетворенно прокомментировала Олюшка и перевела взгляд на маму Капона:
– А вас как зовут?
– Ой, мы и правда ведем себя так невоспитанно перед гостьей! – сокрушенно замотала та головой. – Меня зовут Екатерина Леонидовна. – Она перевела обвинительный взгляд на Ломона: – Андрюша, вообще-то это ты должен был нас друг другу представить.
– Я не успел, – хмыкнул двуединый. – Вы же оба меня сразу укорять принялись… Ладно-ладно, виноват, больше не буду! – поднял он руки, увидев, как возмущенно округлились глаза у родителей. – Это… Оля. Она и в самом деле Васютина девушка. Просто он сейчас занят, вот она со мной к вам и пошла, вы ведь не возражаете?
– Когда это мы возражали против девушек? – делано оскорбился отец, а мама добавила:
– Вот видишь, какой молодец твой друг, такую красавицу нашел, а ты вот до сих пор…
– Мама!.. – закатив глаза, перебил ее Ломон. – Ты опять о своем!.. – Но тут часть сознания Лома, которая билась внутри черепной коробки подобно запертой птице, снова вырвалась на волю: – Но ты все равно говори, о чем угодно говори, мне все равно тебя радостно слушать!
– Андрюха, ты не заболел? – с тревогой посмотрел на него отец. – Может, тебя в лесу энцефалитный клещ укусил? Хотя они у нас вроде не водятся…
– Да ну тебя, Вась! – замахала на него мама. – Сын по нам соскучился, а ты такое говоришь, да еще перед гостьей! Оленька, вы не обращайте на него внимания, он так шутит.
– Лучше Олюшка, – поправила осица. – Оленька – это будто олень женского рода, да еще и маленький.
– А ведь и правда… Я как-то и не задумывалась… А Олей можно вас звать?
– Можно, но… мне не очень нравится. Самое главное, не зовите меня Ольгой – вот это я больше всего ненавижу.
– Как кого звать, мы разобрались, – строго сказал отец. – Может, пора и за стол гостей звать, пардон за каламбур?
– Ох ты! – всплеснула руками мама Капона. – А угощать-то нам вас и нечем!.. Хорошо, я сегодня хоть пирожков напекла, будто чувствовала…
– С чем пирожки? – навострил уши Ломон.
– С луком и яйцом, твои любимые. И с капустой еще. Олюшка, вы любите с капустой?
– Не знаю, – честно призналась осица. – Но по отдельности капусту и яйца люблю. Лук – не очень, только если, кроме него, ничего не имеется.
– Олюшка шутит, – свирепо зыркнув на нее, поспешно сказал двуединый. – Она все любит. Главное, чтобы побольше.
* * *
Пирожки пошли «на ура». Олюшке понравились оба варианта. Ломон больше налегал на те, что с луком и яйцом, – он их и впрямь обожал с детства. Мама также угостила гостей, хоть и было «нечем», свежими щами, тушенной с мясом картошкой и заливной курицей – последняя, правда, была магазинной.
Когда утолили первый голод, отец, несмотря на возражающий взгляд сына, спросил у гостьи:
– А вы чем занимаетесь, Олюшка?
– Пирожок ем, – ответила та, дожевывая тот, что с капустой.
– А в свободное время?
– Разным. Когда гостинцы собираю, когда район контролирую.
– Олюшка волонтер, – поспешно брякнул Ломон. – Она и правда занимается разным, всего не перечислить.
– А на жизнь наш милый волонтер чем зарабатывает? – хмыкнул отец, не сводя любопытного взгляда с Олюшки.
Та, к счастью, вспомнила о предостережениях Ломона и уклончиво ответила:
– Да тоже разным. Чем придется. – И молодец, догадалась перевести стрелки: – А вы?
– Я программист. Был. Теперь мы с Екатериной Леонидовной пенсионерствуем в свое удовольствие. Хорошо, что на Севере можно это сделать пораньше.
– Программист – это как? – заинтересовалась Олюшка.
– Да тоже бывало по-разному, – хохотнул отец Капона. – Но если коротко и понятно: писал пэо для пэка.
– Папа программировал, – вновь поспешил с объяснением двуединый, –
