автономии, осложняется семейной обстановкой, обвиняющими его в предательстве матери или обоих родителей. И. Нэги и Дж. Спарк описывают, как дети остаются «навсегда преданными» родителям, которые страдают от психических расстройств или травмирующих переживаний (Nagy and Spark, 1973). Такие дети не могут отделиться от своих родителей, поскольку чувствуют себя предателями и взваливают на свои плечи тяжкое бремя вины. Они считают себя виновными в том, что чувствуют агрессивные импульсы в ответ на аффективное и педагогическое пренебрежение. Подобная внутрипсихическая динамика аналогична «плохому автономному Я», которое хочет освободиться от симбиотической матери, болезненно реагирующей на стремление ребенка к автономии. Сын становится «плохим, огорчающим маму», и ребенок попадается в капкан внутреннего конфликта преданности. Если мать и (или) отец эротизируют или нарушают границы приличий ребенка, формируется «плохое инцестуозное Я». Как и в случае с заполненным агрессией «плохим автономным Я», «плохое инцестуозное Я» отщепляется и инкапсулируется, так как сексуальные устремления должны оставаться под запретом. Внутренние «плохие части» (негативные интроекты) в определенных условиях могут быть разблокированы и прорываться в виде агрессивных импульсов.
Защитные механизмы, стратегии совладающего поведения и привязанность являются важными оплотами, на которых созидается структура личности. Незрелые защиты, недостаточное совладание и небезопасное, враждебное окружение, в котором царят страх и отвержение, приводят к нарушениям привязанности. Характерной особенностью сексуальных преступников и лиц, страдающих перверсией, является то, что дефицитарность этих систем приводит к нарушениям на разных уровнях, проявляясь аффективной незрелостью, задержкой когнитивного развития и нарушениями психосоциального функционирования, и не во всех случаях эти расстройства поддаются коррекции в более позднем возрасте. Сниженная самооценка, чувство пустоты и подавленности, неспособность устанавливать и поддерживать социальные контакты — это лишь симптомы, которые такие личности должны компенсировать, но их социальные навыки и защитные операции дезадаптивны. Исследования показывают, что дети с дезорганизованной привязанностью подвержены высокому риску развития личностных расстройств. Небезопасные, непоследовательные родительские роли, неструктурированное поведение с частым нарушением границы дозволенного вызывают у детей замешательство, при котором у них развивается не только негативная самооценка, но и базовое недоверие к другим людям Столь угрожающее и неустойчивое окружение приводит к эмоциональной изоляции, пассивности эмоциональной уплощенности, которые, в свою очередь, обусловливают трудности установления и поддержания доверительных отношений. Несмотря на весь ужас подобного воспитания, эти дети всегда ищут защиты у своих родителей, даже если последние их отвергают, избивают или даже насилуют. Потребность в отражении и подтверждении любви велика, и ребенок в конце концов зависит от заботы своих родителей. Из этого порочного круга крайне сложно, если вообще возможно, вырваться.
В симбиотической идиллии с матерью мальчик становится «принцем», удовлетворяя ее нарциссические нужды. Устремления матери должны стать его желаниями, но его истинные потребности не реализуются, следовательно, он не сможет развить в себе автономную мужественную индивидуальность. Вместо этого он должен безусловно любить свою маму и ни в коем случае не помышлять о других женщинах. Ж. Лакан говорит, что ребенок «тонет в страстях матери». Он остается симбиотически прикованным к ней. Но для ребенка в этом союзе есть и положительный аспект — вездесущая преданная мать. Позже, однако, он заплатит за это очень высокую цену, что отдельно исследуется в этой работе. Эротизированное отождествление с родителем делает затруднительной или невозможной связь со сверстниками. Нельзя формировать привязанности за пределами симбиотической идиллии с матерью! Такой сын становится пленником своей матери и оказывается в ситуации изоляции и одиночества, из которой его не спасает отец. Отец, наоборот, в большинстве случаев введет себя крайне агрессивно или отвергающе. Последствие таких паттернов — это интернализация идеализированного образа матери, негативного образа отца, путаница относительно представлений о любви и собственной полоролевой идентичности. Любовь в этой семейной констелляции материнского симбиоза и отцовской жестокости становится синонимом обладания, власти и насилия. У отождествляемого с родителем ребенка развивается «ложное Я», маска всемогущества, за которой скрывается хрупкое, диссоциированное, недокормленное и преисполненное ярости Я. Эти чувства ярости и ненависти, изначально направленные на мать и отца, отщеплены (инкапсулированы) и вытеснены. Работа защитных механизмов (против табу на причинение боли матери и отцу) делает подавленные напряжение и фрустрацию нераспознаваемыми. При помощи сексуализации и ритуализации компульсивно повторяющихся эротических фантазий эти чувства трансформируются в жестокие сексуальные акты. У ряда испытуемых из группы TBS вытеснение ненависти к родителям оказывалось не слишком успешным. Например, убив одного из членов своей семьи (своего родного брата), один страдающий педофилией пациент заявил: «Это как если бы я убил своего отца». В своем представлении он посредством убийства спас маленьких детей от сексуального насильника-отца. Этот акт был явным обращением в противоположность его детской травмы, связанной с насилием отчимом. Другим примером прорыва ненависти и ярости по отношению к матери является история пациента, который, находясь на свободе по условно-досрочному освобождению (исправно соблюдал режим контрольных осмотров врачом-психиатром и офицером полиции), изнасиловал собственную мать с особой жестокостью, впоследствии осознав, что он сделал это из гнева и чувства мести по отношению к ней. Не всегда эти чувства остаются полностью бессознательными и «безопасно» инкапсулируются или отщепляются. Ярость серийного преступника, совершившего 22 изнасилования, всегда была направлена на женщин, оставлявших ему своих детей, что конгруентно тому, что когда-то сделала его биологическая мать. После каждого изнасилования он чувствовал невероятное облегчение.
Исключительная симбиотическая связь с матерью и сопутствующая им социальная изоляция, которую эти люди испытывают с раннего детства, а также отсутствие контактов с группой сверстников приводят к формированию «плохого автономного Я» у юноши. Эта структура настолько переполнена ненавистью, что может существовать только в полностью отщепленной форме. Унижения со стороны сверстников, часто отмечавшееся у испытуемых в данном исследовании, могут быть результатом проективной идентификации других детей, отщепляющих «причиняющую вред матери» и автономную часть своего Я, хотя испытуемые драматизируют образ «атакованной, обиженной матери». Вполне возможно, что эти мужчины имели такой недостаток «детоксицирующего» влияния и отца, и группы сверстников, которые, будучи детьми, были полностью подчинены собственным инцестным импульсам, ведущим к бессознательной экстернализованной мазохистской (подчиненно-провокативной) установке в отношении сверстников. Это может играть определенную роль в том, что эти дети постоянно подвергаются преследованиям, независимо от того, какую школу они посещают и с кем взаимодействуют. Возможно также, что преступникам-педофилам свойственна проективная идентификация жертвы с отщепленным Я злоумышленника, которая может быть описана как «предающий отца и соблазняющий мать сын». Преступник нарциссически отождествляет себя с собственным «свергнутым, преданным-сыном-и-женой» отцом. В случаях такого сценария преступник должен был иметь отца который не только отсутствовал как партнер матери и заботливый отец, но и всегда подозревал жертву в воображаемом сговоре матери и сына. Хорошим примером является царь Лай из мифа об Эдипе. Особая
