изобилии Горских, при этом указывая на девушку за соседним столиком справа.
Которая, в свою очередь, прекратив с тоскливым видом попивать свой Халифа́тский коф с колониальным ромом и Шейцо́рзскими взбитыми сливками — 17 Сребрых за порцию, с каменным лицом теперь слушала явно заинтересовавший ее и протекавший уже далеко не на пониженных тонах диалог.
— Тьфу ты! Да это ж рыжая Горская, а та была — красноволосая! — с неповторимой интонацией выдала первая, от чего вторая еще больше запуталась, а у рыже-Горской за соседним столиком дернулся глаз и сжались кулаки.
— Это та, которая изменила, что ли? — всё же попыталась разобраться в ситуации, пусть и без особой надежды на успех, вторая.
— Да нет же, — чуть не закатив глаза, устало выдала первая. Но найдя в себе силы, проявила еще большую настойчивость, едва не прокричав. — Утащил он красноволосую, а изменила голубоволосая!
— Кому из них? — осторожно спросила вторая, явно опасаясь экспрессии собеседницы, но задавшаяся целью во что бы то не стало разгадать этот ребус.
— Да кто бы знал! — пожав плечами, отпила первая уже остывшего завара из пряных Цейлоноста́нских листьев — 9 Сребрых за порцию, прежде чем продолжить, радуя своей информированностью теперь уже всех тут присутствующих, которые даже прекратили наслаждаться лакомствами по цене месячного дохода какого-нибудь провинциального простолюдина. — Наверное ж Франту. С этим... как его... ну в навозе извалялся который.
— Вообще тогда ничего не понимаю, — не сдавалась вторая. — Если Франту изменила голубо-Горская и за это он наказал «навозника», то каким тут боком красно-Горская?
— Ты думаешь она из Красногорских? — встрепенулась первая, неверно истолковав слова собеседницы.
— Да откуда мне знать из каких она! Волосы у нее, ты сама сказала, красные. Вот и красно-Горская! — пояснила свое словотворчество вторая.
— А-а-а, понятно. Ну так-то да, — чуть разочарованно выдала первая. Но припомнив ранее заданный вопрос, поспешила дать свой расклад. — А! Так вот, тут же как раз и самое интересное начинается.
— Какое? — опередив вторую и вся подавшись вперед, поинтересовалась, внезапно, спутница того напрочь позабытого юноши, который, отсчитав трясущейся рукой аж 7 Сребрых, на которые они тут вдвоем покутили, раздраженно покинул заведение, очевидно, чтобы еще пару месяцев откладывать с подработок и позволить себе шикануть перед теперь уже гораздо более благосклонной и покладистой особой, которая не станет отвлекаться от своего спутника на какие-то сплетни.
— Ну так с этой вот, как ты говоришь, красно-Горской, которую Франт уволок на руках, у него, очевидно, возникли чувства на почве общей трагедии. Я так думаю(гробовая тишина в зале), что голубо-Горская изменила им всем троим. Вот! — якобы не обратив внимания на новую собеседницу, но едва скрывая довольство, первая как ни в чем ни бывало продолжила разговор со второй, и в итоге, завладев вниманием всех окружающих, с торжеством высказала свою, прозвучавшую как гром средь ясного неба гипотезу.
— Вот же шшшлю-юу-уха! — под согласное кивание не обидевшейся на игнор соседки из-за столика слева, озвучила вторая свое мнение, наконец разобравшись во всем хитросплетении, разумеется по версии своей собеседницы, при этом даже не допуская сомнений в достоверности поведанного.
— Ага. И не говори. Вот моя маменька рассказывала, что однажды... эм, неважно. Но не троим же сразу! Фи, — принялась жеманничать счастливая из-за произведенного ее рассказом эффекта первая, отпив завар с вычурно отставленным мизинчиком.
— О времена, о нравы! — задумчиво выдала откинувшаяся на спинку вторая, словно что-то просчитывавшая в уме и прикидывающая: с кем в первую очередь стоит поделиться столь значимой информацией о моральном облике, как она поняла, ее светлости княжны Синегорской. Одновременно крутившей, выходит, да ещё и изменявшей им, что даже привело к дуэли, аж с тремя. — Бездуховность!
— Точняк, машер, — невероятно довольная своим бенефисом, опять не проследила за лексиконом первая.
— О! А эта-то чего бесится? — была вырвана из своих раздумий вторая, когда рыжая Ивон Серогорская вскочила из-за столика справа и, швырнув бумажку в 50 Сребрых, стремительно покинула кондитерскую, громко хлопнув дверью, от чего колокольчик на ней жалобно звякнул и покатился по полу. — Хм(деловито), может не троим, а четверым?!!
— То-о-очно-оа-а-а! — единогласно подтвердила озвученные умозаключения второй вся женская половина, присутствовавших в заведении.
Глава 11
ГЛАВА 11
Покои Ардской императрицы.
— Меркут, ничего не желаешь мне поведать? — несколько нервно обратилась её величество к своему, сегодня опять во всём сером гостю, когда тот, как всегда с идеальной осанкой, предстал пред ней.
— Мне было бы гораздо проще, Ловиль, если бы ты подсказала: о чем вообще речь, — в своей традиционной манере легко улыбнулся строгому рыжему монарху флегматичный визитёр.
— Что ж, изволь, — не поддержав тона собеседника, всё так же напряжённо продолжила Ловиль IV «Решительная». — До меня дошла информация, что наш Франт умер.
— Ах, ты об этом? — не взирая на ту лёгкость и непринуждённость, с которой господин Ройзенг дал ответ, он всё же напрягся, само собой, не подав виду, впрочем, как и всегда. — Тут странная ситуация, Ловиль, и я, разумеется, уже инициировал расследование по данному инциденту. Но смею тебя заверить, студент Франт присутствовал на церемонии завершения практики и благополучно приступил к занятиям. О том же, кто там на самом деле под видом упомянутого юноши скончался в Белосольском лазарете, а также каким вообще образом наш молодой человек оказался в столице, сумев соблюсти все сроки, мы узнаем чуть позже.
— Ты сам себя слышишь, Меркут? Еще несколько дней назад мальчишка, получив при не выясненных, заметь, обстоятельствах жуткую рану, лежал при смерти. И никем другим раненный быть не мог, так как его опознали все кому не лень. Теперь же — он жив, здоров и, внезапно, здесь у нас в столице. Тебя это совершенно не беспокоит? Да это ж... это... ЭТО — Пустошь знает что! Как он попал сюда, Меркут? КАК! А я тебе скажу. Это порождение — прилетело на своем, Магия нас всех огради, д-драконе! — так и не дав раскрыть рта собеседнику, рыжая весьма запальчиво изложила своё видение той жути, которая, по её мнению и опираясь на имеющиеся сведения, произошла в западных пределах империи. При всём при этом Серогорская традиционно уже поёжилась при упоминании так пугающей её рептилии.
— Ну что ты, что ты, — успокаивающим тоном
