участников тех или иных операций, в первую очередь тех людей, кто держал в руках основные рычаги.
Поскольку странствия Янтарной комнаты начались в конце войны, мы и обратились к этому периоду. И выяснили, что документов катастрофически не хватало. Мы изучили материалы Нюрнбергского процесса, аналогичных судебных процессов, архивы ГДР и других государств, где хранились документы фашистских государственных, хозяйственных и партийных органов, вермахта и некоторых других. Прошли годы, прежде чем нам удалось из множества разрозненных фактов и обрывков создать мозаичную картину, отразившую систему, по которой действовали гитлеровцы, грабя другие народы.
Так, в частности, мы выяснили, что, хотя хранение похищенных произведений искусства и возлагалось на музеи, транспортировкой имущества музеи заниматься не могли: у них не было транспорта. А располагали транспортными средствами – и использовали их по назначению – специальные подразделения «культурграбителей», такие, как спецкоманда СС и «Штаб Розенберга».
В январе 1945 года в подчинение Гиммлера перешла большая группа войск на гигантском участке фронта, включавшем Восточную Пруссию. Поэтому вполне возможно, что Янтарную комнату, для которой в тот момент изыскивались транспортные средства, «прихватили» эсэсовцы Гиммлера.
Неоднократно пытался заполучить Янтарную комнату и начальник «Штаба Розенберга» Г. Утикаль[11]. Когда американские следственные органы допрашивали Утикаля, он сказал, что попытки его «Штаба» получить Янтарную комнату натолкнулись на категорический отказ Коха. Однако гамбургский еженедельник «Цайт» утверждал, будто располагает документом из архивов «Штаба», датированным маем 1945 года, на котором есть собственноручная запись Розенберга о том, что он спрятал Янтарную комнату, чтобы использовать ее в послевоенных переговорах для нажима на СССР. Если такой документ действительно существует (и если это не фальшивка), то в архивах Розенберга и его «Штаба» могут быть сведения и о том, где она спрятана.
Сведения об эвакуации Янтарной комнаты могли быть и в архивах учреждения, которому подчинялся Кенигсбергский музей,– Управления замков и парков. Мы старательно искали архивы этого управления, но никак не могли найти. Пока наконец не выяснили следующее.
Управление во главе с директором Галлем оставалось в Берлине, когда город заняли советские войска. Перед директором была поставлена задача навести порядок в своем хозяйстве и доложить, какие произведения сохранились. Однако 20 февраля 1946 года директор Галль бежал на Запад, прихватив с собой все архивные материалы управления. Известно, что он вскоре стал директором Баварского государственного управления замков, садов и озер, потом профессором в Мюнхенском университете. Умер он в 1958 году, спрятав или уничтожив документы, которые могли пролить свет на судьбу многих замечательных произведений.
Еще один адрес, где след Янтарной комнаты можно найти с вероятностью в сто процентов: архив партийной канцелярии. К огромному сожалению, мы до сих пор располагаем лишь малой частью документов, связанных с деятельностью Бормана,– это документы, «проходящие по другим инстанциям». Весь архив гитлеровской партканцелярии продолжает числиться исчезнувшим, несмотря на веские доказательства того, что он уцелел…
Продолжают оставаться закрытыми крупные архивы нацистов, которые хранятся в Александрии под Вашингтоном, в Лондоне и Кобленце. Они закрыты для ученых на том основании, что это, дескать, необходимо для защиты еще живущих… Обоснование говорит само за себя! Было бы, разумеется, нелепо сидеть сложа руки в ожидании, пока нам разрешат проникнуть в государственные тайны. Оставалось одно: идти открытыми путями.
По следу Коха
Гауляйтер и рейхскомиссар обороны Восточной Пруссии Эрих Кох долго противился эвакуации ценностей из Кенигсберга и других подвластных ему городов. «Пруссия была и остается немецкой!» – провозгласил Кох. По его приказу гестапо пристально следило за настроениями военных и штатских. Уличив кого-нибудь из подчиненных в подготовке к отъезду, Кох с большим шумом отдавал «паникеров» под трибунал. Себя он, естественно, к паникерам не относил. У храброго гауляйтера было отличное, благоустроенное бомбоубежище в местечке Нойтиф, под Пиллау, в гавани Пиллау стояли в полной готовности два корабля, а еще – на всякий случай – поджидали два самолета, предоставленные лично Гитлером.
Кох, разумеется, заблаговременно побеспокоился и о «своем» имуществе. Еще летом 1944 года часть награбленных сокровищ вывезли, как мы знаем, в Центральную Германию. В октябре того же года Кох обратился к гауляйтеру Саксонии Мартину Мучману (Мартин Мучман (род. в 1879 г.) – гауляйтер нацистской партии в Саксонии, рейхскомиссар обороны Саксонии и пр. Лично участвовал в размещении культурных ценностей в хранилищах, лично отдал приказ об их уничтожении при наступлении союзников. Непосредственно участвовал в сокрытии ценностей, награбленных в СССР. Через неделю после капитуляции был схвачен антифашистами при попытке к бегству. Умер в тюрьме в 1946 году) с письмом, где просил разрешения разместить наиболее ценные произведения искусства из Восточной Пруссии в Саксонии. Мучман дал согласие, и 4 декабря в Дрезден приехал директор Кенигсбергского музея Альфред Роде.
Прежде всего Роде отправился в местечко Вексельбург, где были старинный графский замок и монастырская церковь. Он нашел, что замок можно переоборудовать под хранилище, и попросил освободить его от жильцов. 11 декабря к местному начальству была отправлена бумага с требованием «обеспечить конфискацию помещений в Вексельбурге в пользу государственных коллекций из Кенигсберга».
Этот документ представлял для нас большой интерес. Помните рассказ профессора Барсова о том, как доктор Роде ночью сжигал у себя в кабинете какие-то бумаги? В остатках уничтоженной переписки было обнаружено его сообщение о том, что Янтарная комната упаковывается и подготавливается к отправке в Саксонию – дальше шла приписка: «В Вексельбург».
Приехав с этими сведениями из Калининграда, профессор Штраус (в 1950 г.) немедленно организовал поиск в Вексельбурге. Как выяснилось, в замке действительно принимали транспорты из Восточной Пруссии. Однако в конце войны – и даже после войны! – отсюда что-то вывозили на Запад. Тщательные поиски и специальные обследования не обнаружили тайников, где могла бы быть спрятана Янтарная комната.
Местный церковный служка Готфрид Фусси рассказал нам следующее: «В декабре сорок четвертого приезжал доктор Роде из Кенигсберга. Он искал, куда бы спрятать кенигсбергские ценные вещи. Осмотрев замок и церковь, он остался доволен. Замок и церковь подлежали конфискации для размещения этих ценностей. Впрочем, ящики из Восточной Пруссии поступали к нам и раньше. Но длинных ящиков не было. Из других мест к нам ничего не привозили, уж во всяком случае никакого янтаря. В окрестностях тоже ни о чем таком не слышали. А незадолго до капитуляции был проездом один чиновник из дрезденского министерства народного образования. Он рассказывал, что транспорт из Кенигсберга не смог к нам пробиться, потому что уже перекрыли железную дорогу. А когда пришли американцы, они просматривали ящики, но никакого янтаря не нашли. Да и других особо ценных вещей тоже».
По всей вероятности, Янтарная комната, вопреки намерению А. Роде, так и не попала в Вексельбург…
Тогда, в декабре 1944 года, Альфред Роде осмотрел не только Вексельбург, но и побывал еще и в Крибштайне. Это укрепленный замок XIII—XIV веков, один из наиболее сохранившихся памятников Средневековья в Германии. Он возвышается над долиной, как бы вырастая из скал, и имеет грозный и неприступный вид. У дрезденских музеев в замке были свои хранилища, размещенные в надвратной постройке – единственном участке древних стен, где имелось отопление.
Замок Крибштайн
Еще в сентябре ценности дрезденских музеев по приказу неизвестного (от кого исходил приказ, мы установить не смогли) перенесли из отапливаемого помещения в другие, то есть к приезду Роде лучшие помещения были свободны. В одном из найденных нами документов говорится: «В замке Крибштайн для государственных коллекций из Кенигсберга можно предоставить четыре помещения в надвратной постройке, которые недавно освободили от дрезденских госсобраний… Господин доктор Роде 8 декабря выехал обратно в Кенигсберг, чтобы распорядиться об отправке коллекций».
Итак, если 8 декабря Роде выехал в Кенигсберг, чтобы «распорядиться об отправке», то «коллекции» должны были отправить из Кенигсберга
