Я выучил их языки. Да, не удивляйтесь, у них не один, много языков. Я отснял достаточно материала, чтобы не быть голословным и лететь на Аспер не с пустыми руками. Я месяц готовил официальный доклад. Я даже просчитал приблизительную смету расходов на восстановление планеты. Я наивно полагал, что столичные власти не просто выслушают меня, а незамедлительно примут меры.
— Они отказали? — поражённо прошептала Сол. Её голос невольно дрогнул.
— Да, отказали, — Альтаир кивнул. — Предельно корректно и абсолютно аргументировано. Озвученная причина выглядела лаконично: «это экономически нецелесообразно», — он с грустью посмотрел на пустой стакан и потянулся к бутылке. — А затем меня попытались убить.
— Что?!
— К счастью, я вовремя это понял, — Альтаир словно бы и не заметил её реакции. — Мне удалось ускользнуть и остаться в живых. Но с правительством я с тех пор не в ладах.
Вот почему он не мог нанять её официально, через Гильдию, поняла Сол.
— Я решил бросить вызов Единству префектур с их преступным ханжеством, равнодушием, жестокостью и бессердечием. Я был возмущён до глубины души. Я ничего не понимал. Весь мой мир — уютный, надёжный, обжитый мирок в тот миг опрокинулся с ног на голову, нет, хуже: обернулся грошовой подделкой, имитацией, фальшивкой. Я пережил это. Взял себя в руки. И начал действовать сам.
Альтаир вновь наполнил свой стакан, вылив из бутылки остатки, и хотел было осушить его, как и все предыдущие, но Сол оказалась проворнее: бесцеремонно выхватила стакан из его рук и выпила содержимое. Это оказалась какая-то настойка: ароматная, пряная и крепкая.
— Мне удалось кое-что выяснить о Йорфсе, — угрюмо продолжал он. — Моё сообщение об обнаруженной планете не стало для властей новостью — во всяком случае, для посвящённых в тайну. Информация эта тщательно засекречена, и только в очень узких кругах знают правду. Я заплатил немалую цену за неё и узнал то, что мне знать не полагалось.
Альтаир надолго замолчал. Его глаза помутнели; минуты две или три он сидел, погружённый в воспоминания, задумчиво вращая в руках пустой стакан. Сол несколько раз собиралась нарушить молчание, — на языке вертелись десятки вопросов, но всякий раз слова застревали у неё в горле. Когда он вновь заговорил, Сол даже вздрогнула.
— Десять лет прошло… — мужчина тихо засмеялся и резко оборвал смех. — Целых десять лет — а мне кажется, будто это случилось вчера. Десять долгих лет — а я до сих пор помню глаза той девчушки с Йорфса. Она доверилась мне, научила меня своему языку, рассказала обо всём. И я имел неосторожность дать ей обещание. Я пообещал помочь, подарил призрак надежды… Я не могу взять свои слова обратно.
Сол кивнула, размышляя, как бы она сама поступила, окажись она на его месте. Каким был бы её выбор?
И поняла, что не знает ответ.
Можно ли добровольно ступить на путь самопожертвования? Может ли счастье и благополучие других быть более желанно, чем своё собственное личное счастье?
До сих пор в её нехитрой системе ценностей не было великих благородных целей, и уж тем более не было места альтруизму. Она просто жила: жила в своё удовольствие, наслаждаясь всеми благами цивилизации, которые можно было приобрести на вопиюще непристойную зарплату прима-пилота.
Нет, конечно, у неё был младший брат, и после трагической гибели родителей обязанность заботиться о нём легла на её хрупкие плечи. Но Рудис уже был вполне самостоятельным и почти совершеннолетним, да и сидеть на шее у сестры парень не собирался: на будущий год он окончит школу и, по всей видимости, будет поступать в лётную академию. Конечно, Рудис не прима, но он умён, талантлив и невероятно старателен, так что у него есть все шансы. На этом её материальное участие в судьбе брата закончится.
А помогать непонятно кому — вот так, безвозмездно и бескорыстно, не требуя ничего взамен… До сегодняшнего дня Сол не могла себе представить, что подобное может быть не просто уместным — единственно правильным, единственно верным. Это было выше её понимания.
Так было прежде.
Но сейчас что-то глубоко внутри неё ломалось, переворачивалось, перестраивалось, изменяясь навсегда.
— Я видела чёрную дыру на голограмме, — вспомнила Сол. — Вот только в нашу предыдущую встречу вы говорили об «Эр-икс одиннадцать». А планета, якобы уничтоженная чёрной дырой, — «Эр-икс один».
— Всё верно. Это одно и то же, — Альтаир иронично усмехнулся. — В документах, недоступных для простых смертных, RX-1 проходит как «RX-11». Они просто добавили единицу к номеру планеты. Полагаю, это было сделано намеренно, дабы ввести в заблуждение и сбить с толку случайных свидетелей. Ведь для программирования полётов планета так или иначе должна присутствовать в реестре, а «Эр-икс один» официально не существует уже сорок тысяч лет.
— Кто эти… — Сол не решилась сказать «существа» — ей показалось это грубым, — обитатели Йорфса?
— Люди. Точно такие же люди, как и мы с тобой. Я делал сравнительный анализ ДНК, и он подтвердил, что мы принадлежим к одному биологическому виду. — Альтаир мотнул головой, взъерошил рукой волосы — совсем как Сол, когда она была рассержена или взвинчена. — Сорок тысяч лет назад их предки попали на Йорфс. И каким-то образом оказались оторваны от цивилизации — без связи, без межзвёздных кораблей, и, как я сейчас понимаю, без каких-либо технических средств в принципе. Фактически, их оставили умирать. Разумеется, очень скоро они деградировали, скатились до первобытного строя. А затем начался неизбежный процесс становления цивилизации — медленный, тяжёлый, кровопролитный. Всё нужно было делать с нуля, заново изобретать велосипед, понимаете? Тысячи лет они были предоставлены сами себе — и были вынуждены смириться с этим. Они позабыли свои корни, свою настоящую родину. Придумали себе религии. Построили города. Научились пользоваться электричеством, открыли энергию атома и даже подошли вплотную к пониманию процесса извлечения энергии из ядерного синтеза. И они стремятся к большему: стремятся постичь суть корпускулярно-волнового дуализма, разрабатывают смелые теории, некоторые из них недалеки от истины, пытаются летать в космос, запускают искусственные спутники, беспилотники…
— Так вот кто запустил тот зонд, — прошептала Сол.
— Зондов было несколько, — Альтаир подошёл к зеркальному шкафу, взял с полки небольшой плоский предмет и протянул его Сол. — Один из них поймал я. Эта вещица была внутри. Гляди.
Сол ошеломлённо уставилась на металлическую пластину, на которой были выгравированы изображения обнажённых людей, мужчины и женщины: коренастые, плотные, ширококостные. Мужчина зачем-то согнул руку в локте, будто вызываясь добровольцем. На пластине были ещё некие символы, но их значение было сложно понять.
— Это всё похоже на какой-то чудовищный социальный эксперимент, — призналась Сол. Мысли её были
