56
Она подхватила пои и выбежала на мороз.
Одним взглядом охватила все: и то, как слаб Яков, ковыляя со сломанной лапой от забора, и закатившиеся глаза Тимофея. Рыжий, не обращая внимания на плетущегося сзади волка, с розоватой пеной у рта, странно трясясь, шел навстречу Лизе.
Она вспомнила, что однажды уже видела такую картину в деревне: точно так же шел навстречу им, еще детям, шатаясь, рыжий волчонок. Ребятишки смеялись, а Лиза видела его страшные рыбьи глаза и странную дерганую походку. Она убеждала к мальчишкам, и Тим, услышав, кто преследует детей, с топором выскочил на двор. Волчонок заболел бешенством. Девушка зажмурилась.
«Обратного хода нет», — решила Лиза.
Она подожгла фаеры и выскочила на улицу. Рыжий бросился навстречу, но тут же остановился: Лиза отчаянно крутила вокруг себя боевые пои, запах керосина становился все сильнее.
Рыжий уставился на нее прозрачными глазами и в ожидании сел на землю. Лиза попробовала сделать несколько шагов вперед — добраться до забора, за которым, как она помнила, стояла машина, но рыжий преградил, зарычав, путь.
Лиза в ожесточении крутила пои. Понимая, что сражается со смертью, она сократила интервалы между махами, чтобы волк не нашел уязвимого места и не смог броситься на нее.
Пот струился градом. Несмотря на то, что Лиза стояла полураздетой, она чувствовала жар и в отчаянии смотрела в ту сторону, откуда ковылял Яков. Но, увы, из-за рассыпающихся огней ничего не видела.
Прислушавшись к себе, она поняла, что время горения фаеров истекает. И по ухмылке рыжего волка поняла, что он тоже догадался об этом. Волк встал и направился к ней. Лиза уже видела сквозь огненный круг очертания дома, деревьев, потому что фаеры прогорали.
Тогда, собрав всю свою волю, помолившись всем богам, о которых когда-либо слышала, она встала на носочки и прыгнула гранд жете девлоппе — с одной ноги на другую — и, уже приземляясь, ударила догорающим фаером по приготовленному кубу. Огромный куб, пропитанный керосином, сразу же вспыхнул.
Девушка подхватила его и, жонглируя, развернулась. Рыжий непонимающе уставился на нее.
А Лиза и не думала ждать — время шло на секунды. Она поняла, что помощи не дождаться. Схватила поудобнее куб и в два шага приблизилась к волку. Чувствуя, что силы покидают ее, подкинула куб и в ту минуту, когда волк увидел, что она беззащитна, прыгнула пас де пойсон — прыжок с одной ноги на другую, отбросив обе ноги назад. Волк купился на трюк и ринулся на нее.
Чтобы на него сверху тут же обрушился горящий куб.
Зверь завыл, оказавшись в плену огромного горящего фаера. Отвратительно запахло паленой шерстью, кожей и чем-то еще. Лиза схватила двумя руками ножи и метнула один прямо между пылающих ненавистью рыбьих глаз.
Именно в тот момент она вспомнила все до самого конца, до самой капельки – и издевательства над нею, еще маленькой рыженькой девчонкой отца-вожака стаи, который, когда мучился мигренями, запросто мог огладить дочь железным прутом только за то, что никак не получалось превратиться в волчонка, или за картинки с изображением балерин, спрятанные глубоко в шкафу. И тот самый день, когда она бежала из стаи вместе с Яковом, и помощь Тима. Все встало перед ее глазами так ярко, будто бы случилось вчера.
Горящая клетка заметалась, заверещала. Лиза в испуге отпрянула и упала, все тело нещадно заломило от нагрузки. Куб метался, разбрызгивая вокруг себя искры, которые и не думали затухать. Лиза прикрыла глаза. Непонятно, что происходило внутри. Она больше не чувствовала себя способной двигаться.
Где-то вдалеке завыли волки, и Лиза поняла, что это стая, приютившая их, идет на помощь. Но как же далеко они были…
Вдруг она уловила прикосновение горячих пальцев к своей руке. Яков приблизился, хромая, и, перевоплотившись в человека, взял упавший нож. Прицелившись, он метнул его прямо в куб.
Зверь внутри дернулся и стих.
Яков упал в снег.
Лиза беззвучно заплакала от пережитого напряжения, страшных эмоций. Куб догорал — и сквозь его пылающий остов она видела, что рыжий волк лежит на обугленном снегу. Обратно в человека он уже не перевоплотился.
Яков встал с холодного снега и, как был, обнаженный, подал Лизе руку. Она оперлась и встала.
Оба, хромая, прошли вперед, к лежащему темной тенью Тимофею. Лиза плакала и чувствовала, как беззвучно содрогается тело Якова.
Увидев ничком лежавший хвост, она поняла, что произошло. Тим не перевоплотился.
Они вдвоем замерли над телом волка. Яков сел перед ним на корточки и дрожащей рукой дотронулся до морды. Погладил по холке и вдруг бросился ему на шею. Лиза зарыдала в голос.
57
Больница, или скорее, деревенская ветеринарная лечебница оказалась маленьким светлым двухэтажным строением, казенным на вид, но чистым и простым. Стены были выкрашены в белый и снаружи, и изнутри, на фасаде – алел красный горящий кровью крест.
Тимофея оперативно определили в одноместную теплую палату, больше похожую на реанимацию – оборудованную всем необходимым для проведения внеплановой операции, вентиляции легких, переливании крови.
Высокий врач в синем халате, с трудом натягивая узкие перчатки, несколько раз шикнул на Лизу с Яковом, которые все время пытались проникнуть внутрь. Наконец, когда его терпение иссякло, он буквально зарычал на них из-под марлевой повязки, и медсестра, что должна была помогать при операции, захлопнула дверь перед их носом.
Лиза села на лавку, уставившись в одну точку, Яков скатился по стене на корточки, смотря не видящими глазами на дверь, за которой делали операцию его брату. В молчании они просидели три часа. За это время в коридоре выключили искусственное освещение, потому что из окон начал пробиваться солнечный свет.
Мимо прошлепала резиновыми тапками женщина в белом халате, замерла около ребят, но, увидев их отрешенные, уставшие бледные лица со следами тоски, мысленно махнула рукой и прошествовала дальше, переваливаясь с ноги на ногу, будто утка.
Лиза безрезультатно, скорее по инерции, прислушивалась к тому, что происходило за дверью, а перед глазами проносились все те моменты, когда они были с Тимом вдвоем. Этих моментов было немало: первая встреча перед его домом, разговор в кафе, поцелуй, долгожданный и горячий, разжигающий кровь так, что становилось не просто жарко, а невыносимо, когда все тело горело, пылало, требовало больше объятий…Каждый момент был окрашен невероятной страстью, удивительным притяжением, наполнен жизнью.
И именно тогда, вдруг, сидя в этой больнице на краю заснеженного мира, Лиза поняла четко и ясно: все время ее целовал Тимофей.
Поцелуи Якова были до смешного немногочисленны: один - в день их встречи, когда он, обняв со спины, укутал ее шершавым одеялом, и второй – когда Тимофей не стал провожать ее до двери. В тот день она сильно удивилась тому, как реактивно он поднялся по лестнице, оказавшись первее хозяйки на нужном этаже.
