Он в упор взглянул на своего слугу, стоявшего тут же, подле стула хозяина, и тот потупил взгляд:
– Да, сеньор, я немедленно прикажу заложить коляску.
Однако, получив распоряжение, он не стал медлить и умчался исполнять распоряжение хозяина явно с большой радостью.
– Думаю, у вас найдется комната для Долорес?
– Ее зовут Долорес? Красивое имя.
– Лоло и сама красивая девушка, – со вздохом сказал Пабло, и взгляд его затуманился. – Если бы она не была так глупа и нетерпелива… Ах да, я забыл предупредить: Лоло приедет вместе со своим сыном. Она ведь тоже кормит его.
– Я не возражаю, – с некоторой запинкой проговорила Соня, соображая, не слишком ли быстро её дом обрастает новыми людьми, пусть кое-кто из них совсем маленький. – Мы сейчас с Мари посмотрим, какую из них выбрать.
– А я пришлю хорошую кровать! – крикнул им вслед сеньор Риччи, тоже весьма довольный.
Комнату они подобрали. Большую и светлую. Нарочно подальше от других. Всё-таки двое младенцев. Если они начнут орать в две глотки…
– Сейчас я принесу воды, нужно вымыть здесь пол, – сказала Мари.
– А я помою окна, – решила Соня и, встретив изумленный взгляд своей служанки, добавила: – Ты одна все сделать не успеешь. Прежде чем мыть пол, надо вначале помыть потолок. Посмотри, какая на нем паутина. Сейчас мы идём с тобой за водой, вместе. Перестань на меня так смотреть, Мари! Не хочешь же ты сказать, что я должна лечь на постель и лежать, когда в доме происходят такие события! Да, и попросим Леонида принести сюда лестницу. Кстати, ты не видела, он уже встал?
– Не видела.
– Тогда пока иди за водой, а я пойду будить Леонида. В конце концов, если все в доме работают, почему один должен спать? Пусть он граф, но здесь имеются люди и познатнее.
Комната у Леонида была одна из лучших. Чище, больше. Окнами выходила в сад. Даже кровать ему досталась большая, с балдахином. Соня подумала, что кто больше всех бурчит и жалуется, тот всё и получает. У неё самой в комнате до сих пор не было портьер, а Леониду Кирилловичу их повесили первым делом.
Соня остановилась у его кровати. Разумовский спал на спине, прижав левую руку к груди, а правую сжав в кулак. Что-то ему снилось не слишком хорошее, отчего по лицу спящего пробегали будто судороги.
Перенесённые мытарства наложили отпечаток на его лицо. У рта появились скорбные морщины, на висках – первая седина.
Вчера он побрился, и теперь на его лице проступала лишь легкая небритость, а роскошные пшеничные усы, украшавшие его, когда-то, наверное, не выглядели больше таковыми, и он не стал их оставлять.
Разумовский не рассказал Соне, что с ним случилось. Как и к кому попал в плен. Да и было ли у них время остаться наедине, чтобы спокойно поговорить?
Она подошла поближе. Тихо позвала:
– Леонид!
Мужчина беспокойно шевельнулся и застонал.
Острая жалость кольнула Соню прямо в сердце. Какой он сейчас был беспомощный, несчастный… Нисколько не похожий на вчерашнего докучного человека, который не любил никого, как и никто среди присутствующих не любил его.
– Лёня, проснись!
Она никогда прежде не называла его Лёней, вообще странно, что это уменьшительное имя сорвалось с ее губ.
– Соня! Сонечка! Ты пришла. Я ждал этого!
Его сонливость и расслабленность вмиг куда-то делись. Он, почти не вставая, протянул руку и дернул её на себя. Соня упала прямо на постель. От неожиданности. Как раз об этом говорил ей Жюстен, когда учил защищаться. Но настоящий воин всегда помнит о том, что на него могут напасть, а Соня ни с того ни с сего расслабилась. Решила, что Разумовский себе ничего такого не может позволить? А он так не думал!
– Ты что, пусти! – промычала она полузадушенно.
Она просто не знала, что человек может так быстро переходить от сна к полному пробуждению. Он даже не потянулся, не огляделся. Сама Соня по утрам была вялой и расслабленной и уж точно не могла бы так быстро сориентироваться.
Леонид всё крепче прижимал её к себе, не давая не то что вырваться, а и вообще открыть рот.
– Родная, любимая!
Теперь, направляемая его рукой, Соня скатилась с груди Леонида и оказалась под ним. Он зажал губами её рот и стал жадно целовать, расстегивая пуговицы и крючки и задирая юбки.
В какой-то момент она ещё пыталась сводить вместе колени, но долго сопротивляться не удалось. Разумовский будто обезумел. Соне даже страшно стало, ибо подумалось, не сошёл ли он с ума и не разорвёт ли её в порыве страсти.
Он в неё ворвался, как голодный волк в овечью отару, но потом, опомнившись, стал целовать, что-то шептать и просить прощения. Она, кажется, и сама увлеклась этим безумным танцем страсти, так что в конце уже ничего не помнила и даже вскрикнула, захлебнувшись от страха: а что, если другие обитатели дома её услышат?
Скажи ей кто-нибудь прежде, что можно в такие минуты себя не помнить, Соня бы не поверила. А ведь у неё уже имелся кое-какой опыт. Потёмкин, который почти так же на неё напал. Она ему уступила, но сказать, чтобы соучаствовала… Патрик. С ним всё было обоюдно и хорошо. Уютно. Но чтобы безумствовать! Неужели такие простые с виду отношения между мужчиной и женщиной могут быть столь многообразны?
Разумовский по-своему истолковал её молчание.
– Прости. Полгода воздержания. Любой мог превратиться в зверя. Но ты пришла ко мне…
– Я всего лишь хотела тебя разбудить. Мне нужна мужская помощь, а никого рядом больше нет.
– А твой любимый врач?
– Я услала его по делу.
– По какому, если не секрет? – В его тоне появилась некая интимная игривость.
– Купить детскую кроватку.
– Что?! – Леонид даже подскочил на кровати. – Ты беременна?
– Не говори глупости. Просто нам сегодня подкинули на крыльцо ребёнка.
– Так отнесите его туда, куда следует. Ну, я не знаю, в полицию или приют какой. В крайнем случае в монастырь к монахам, если мальчик, и к монахиням, если девочка.
– Какой ты умный! – язвительно сказала Соня, выбираясь из-под него.
– А есть ещё какой-нибудь выход?
Он лежал и, не скрываясь, наблюдал, как она одевается. И был ужасно доволен.
Соня так и сказала, полуобернувшись, уже у двери:
– Доволен?
– А ты, можно подумать, нет. Уж я-то отличил бы притворство от подлинной страсти. Ты чувственна, милочка, что бы ни говорила и как бы ни отнекивалась. Я понимаю Потёмкина. Встретив такую женщину, как ты, хочется оставить её за собой. Если он погиб, я первый на очереди.
– Что ты хочешь этим сказать? – Соня подумала, уж не ослышалась ли.