— Ста-ася, ты делаешь мне больно, — шепотом протянула она, нежно касаясь его напряженных пальцев.
— А ты — мне, — зло усмехнулся парень, убирая руку. — Но, похоже, только тебе это доставляет удовольствие. Да, Милан? Это же так круто плевать на моё мнение. И на меня.
— Стас…
— Походу мне и вправду лучше убраться отсюда, — бросил он и развернулся, игнорируя жалобное «Ста-ася» прозвучавшее позади.
На воздухе стало легче. И вскоре Серебров вернулся в клуб, где они и отмечали выпускной. Он всегда возвращался. Просто не мог по-другому. Или не мог без неё?
Стас миновал бар, обошел танцпол, на котором, не жалея сил, отжигали пьяные одноклассники, свернул к пустующим столикам и озадаченно оглянулся: Милы нигде не было. Сердце неприятно кольнуло, а тело окутал знакомый мандраж. Он откуда-то знал, где нужно искать.
Может, его вело предчувствие? А может, потому что это уже случалось с ними? Стас быстро поднялся на безлюдный второй этаж — эта часть клуба была закрыта для выпускников — и, преодолев препятствие в виде красной бархатной веревки, будто по наитию направился к вип-кабинкам. Одна, вторая, третья…Серебров уже начал сомневаться. Вдруг она просто пошла в туалет? А он ведет себя, словно обезумевший Отелло. Но, к сожалению, чутье его не подвело…
Стас, ни на что не надеясь, отдернул пятую по счету занавеску и застыл, разглядывая парочку, разместившеюся на небольшом диванчике. Всё повторялось, словно дурной сон: Милана со сбившимся в районе талии платьем и голой грудью и парень со спущенными штанами. Только на сей раз вместо его лучшего друга, его девушку имел какой-то официант. И боли, как ни странно, больше не было. Лишь тошнотворная брезгливость и разочарование.
Это, наверное, хуже всего, когда любовь вот так умирает. Не звонко и вдребезги. Не со слезами и болью. А медленно и зловонно, словно разлагающееся нечистоты на какой-то свалке.
Серебров, так и оставшись незамеченным, молча развернулся и вышел. Впервые новость о том, что ему предстоит учиться в родной стране, не казалась такой уж паршивой. Он не мог больше находиться рядом с Милой, не мог бесконечно прощать и оправдывать её выходки опостылевшими оговорками, будто она была под кайфом и ничего не понимала.
А ведь он простит…
К сожалению, иногда любовь прощает даже то, что не стоит извинять.
— А ты изменился, — ворвался в его воспоминания звонкий голос Милы. — Но мне так даже больше нравится.
— Не могу сказать то же самое о тебе, — холодно отозвался Серебров.
От недавней сентиментальности не осталось и следа. Её вытеснили знакомые гнев и негодование. Прошло уже два месяца с той проклятой ночи, когда Милана вновь ворвалась в его жизнь, и перекроила ту под себя. Однако Стас до теперь воспринимал эпопею с женитьбой, как затянувшеюся неудачную шутку.
— Ты так и не научился врать, Ста-ася. Признай, ты по-прежнему влюблен в меня, — лучезарно улыбнулась девушка и послала ему воздушный поцелуй.
Серебров в ответ на эту чрезмерную самоуверенность лишь рассмеялся. И смех у него был издевательский и желчный, как и слова, которые он сказал после:
— Какая милая Мила. Детка, ты даже не допускаешь мысль, что я могу любить другую? Так вот: я люблю другую. Ты мне и на фиг не нужна, невестушка.
— Но я люблю тебя, — искренне поделилась Мила, заставив его на миг растеряться. Однако парень не спешил обманываться: она всегда подкупала его подобной ерундой — детским невинным взглядом и долбанной беззащитностью. Хотя кого-кого, а Милану Лукьянову беззащитной считать никак нельзя. Как и невинной. Перед глазами, будто в подтверждение, вновь пронеслись сцены из прошлого. Но Стас не позволил давней обиде выплеснуться наружу. Вместо этого, он, сдержанно попросил:
— Кончай разыгрывать представление, Милана. Мы с тобой взрослые люди. И ты не можешь заставлять меня жениться на себе. Это ненормально.
— И как же зовут ту, которую ты якобы любишь? — будто не слыша его, спокойно спроса Мила, продолжая методично наносить мазки на холст.
— Катя, — не подумав, ляпнул Серебров, и сам удивился сказанному.
— Катя и Стас, — задумчиво протянула Лукьянова. — Нет, Милана и Стас определенно звучит лучше. Забудь о ней, — в звонком девичьем голосе проскользнули стальные нотки.
— Забудь о ней?! — окончательно растеряв хладнокровие, взревел парень и спрыгнул с высокого табурета. — У тебя кукушка от наркоты окончательно поехала? Я не твоя игрушка, Мила. Я, мать твою, живой человек!
— А я твоя беременная невеста! Еще раз повисишь голос, и тебя выставят вон, милый.
— Да я с удовольствием уйду и сам, — кипя от ярости, сквозь зубы процедил Стас, направляясь к двери. — И оставь эту байку про ребенка и непорочное зачатие для своего папаши. Бесишь.
— Это мальчик. У нас будет сын, Стас! — донеслось ему в спину, и Серебров, дрогнув, остановился. Неожиданно он понял, что это всерьез. Что она никогда его не отпустит.
Ярость накрыла его с головой, словно цунами, смывая лишнее. Никакой жалости и сострадания. Никакой пощады. Только правда: острая, словно кинжалы и убийственная, точно яд нанесенный на них.
Парень медленно обернулся, припечатав Милану свирепым взглядом. И чеканя слова, произнес:
— Мне плевать, что у тебя там и чье оно, — он жестом указал на плоский живот девушки. — Я никогда это не признаю. И на тебя, Лукьянова, с твоей больной любовью мне тоже плевать. Хочешь узнать, что я чувствую к тебе на самом деле? — зло усмехнулся Серебров. — Омерзение. Ты мне противна, Милан. Лживая шлюха и наркоманка, которая строит из себя принцессу. Вот кто ты для меня.
Не дожидаясь ответа, он спешно вышел, стараясь не обращать внимания на жалобные всхлипы позади.
«Это ложь. Она опять мной играет», — твердил про себя Стас, до боли сжимая кулаки. Лишь бы не обернуться и не броситься её утешать. Только бы не показать своих истинных чувств.
Правда, он и сам не понимал, что чувствует к ней.
***
Ревность — вот что ощутил Серебров, стоило ему увидеть в витрине кафе Сватову. Девушка сидела за столиком и улыбалась какому-то смутно знакомому типу в солнечных очках и бейсболке.
