Выезжаю на встречку, перестраиваюсь. Мне сигналят, я кричу в ответ, демонстрируя средний палец. И это так круто! И это такой драйв! Надоело мне притворяться, надоело быть той, кем я не являюсь. Хочу свободы, хочу отрыва.
— Какого ты творишь, Судак? — рычит Евграфов. Посмотрев на него, улыбаюсь.
— А что, не нравлюсь такой, а? Не подхожу по статусу?! Ты же, вроде как, любишь отрываться!
— Тормози истерику. Паркуйся на обочине, — ничуть не проникается весельем. Вы посмотрите на него: нахохлился, брови свои нахмурил. Хочет, чтобы я припарковалась? Что ж, я сделаю это.
Резко по тормозам. Оглушительный визг колодок. Макса едва не впечатывает в партриз. Глушу мотор и выскакиваю на улицу. Мне срочно нужен свежий воздух. Внутри словно часовой механизм — еще секунда, и рванет так, что ошметков не останется. Слышу, как открывается дверца с его стороны. Осматриваюсь по сторонам. Мы за городом, с двух сторон лес. Куда это меня занесло нелегкая?
— А теперь, может, объяснишь, что, бл*дь, происходит? — Не голос — рев. Его пальцы сжимают мое плечо, да так больно, что из глаз брызгают слезы. Я на пределе, сейчас накроет. Обернувшись, прожигаю его взглядом.
— Ты хотел знать, какая я на самом деле?! Вот она я! — развожу руками. — Я такая, Макс! Я не знаю этикета и правил поведения в высших кругах общества! Я — нарушительница закона, выросшая в криминальной среде. Она пропитала меня до основания, и ничем не вытравишь! Ни хорошей учебой в медицинском ВУЗе, ни поведением правильной девочки! Знаешь, все это время я пыталась убегать от себя: учеба, языки, мечты о парне их Сорбонны, влюбленность в лучшего в городе хирурга… Но сегодня твоя высокомерная мама дала мне понять одну истину. Сколько бы я от себя ни бежала, никогда мне не стать тебе ровней, Макс.
Его лицо кривится. Он наступает на меня.
— Ты несёшь полный бред, Судак. У тебя ПМС? Я же сказал, мать — чокнутая стерва. И это моя ошибка… я просто хотел…
— Я бесплодная! — выкрикиваю самое страшное, что все это время давило на грудь. Выпускаю наружу самого ужасного демона. По щекам слезы, смотрю на него, ожидая увидеть разочарование. Но он в недоумении.
— Что?
— В тот день Холодный лишил меня не только ребенка. Он лишил меня возможности забеременеть.
Макс продолжает молчать. И все еще нет злости на меня, нет холода. А меня выводит из себя его нежелание понимать мои слова и слушать.
— Я бездетная! На хрена я нужна тебе?! Иди к Каролине, женись на ней, пусть нарожает тебе!
На его губах появляется оскал. Он мечет в меня яростным взглядом.
— Судак, заткнись!
— Не затыкай меня!
— Думаешь, не смогу?
Резко приблизившись, обхватывает шею рукой, прижимает к себе. В нос ударяет его запах, в то время как губы мужчины обрушиваются на мои. Он делает мне больно, он целует меня так, словно хочет выместить всю злость. И это, черт возьми, то, что мне надо сейчас.
Мы на улице, вокруг лес и темнота. Ни души. Только я и он. Его губы истязают мое тело. Он буквально срывает с меня платье, а я рву пуговицы на его охренительной рубашке, желая как можно скорей добраться до сногсшибательного тела. Мы — двое животных. Голодные, не желающие замечать ничего, кроме собственной страсти и похоти. Секс всегда давался нам лучше всего. Здесь никаких тайн и оговорок — полный контакт на все триста восемьдесят вольт.
Его тело способно снять мою боль, а его сердце — исцелить. Я хочу, чтобы он меня вылечил.
Резко подхватив под бедра, Макс бросает меня на капот. Разводит ноги, устроившись между ними. Мы разрываем губы всего на несколько мгновений. Я лихорадочно пытаюсь расстегнуть застежку на его джинсах, а он уже по полной атакует мое лоно. Не могу держаться. Опрокидываюсь назад, подставляясь ему. Каждое движение его пальцев, каждый его поцелуй на моем теле обжигают. На улице около нуля, но мы горим. Макс подтягивает меня ближе, чувствую, как головка его члена упирается в мое лоно. Вот он — этот момент, когда ты находишься в ожидании кайфа. Но его нет. Макс замирает, отстраняется, а я, растерянная, распахиваю глаза.
— Ты любишь меня? — раздается хриплое в тишине. И взгляд такой сосредоточенный.
— Евграфов, трахни уже меня, хватит языком чесать, — злюсь на него. Тянусь к его ширинке, но Макс перехватывает мою ладонь, сжимает до боли.
— Я спрашиваю, ты меня любишь? — рычит. Поднимаю на него глаза и вдруг осознаю, что для него это важно. Именно сейчас, в этот момент он хочет знать правду.
— Больше жизни…
Кивает. Прикрывает глаза на несколько секунд, словно что-то осознает в этот момент для себя. А когда он снова их открывает, я задыхаться начинаю от того, что вижу.
Макс начинает двигаться во мне, задавая нужный темп. По телу разливается наслаждение, но сейчас вдруг все низменное, все, что на уровне животного, отходит на второй план, и такой долгожданный оргазм не значит так много. Его глаза. Вот что имеет значение. Макс впускает меня внутрь. Он держит меня в плену, словно говорит: «Давай, взгляни на меня. Вот — моя душа, вот — мое сердце, и я полностью открыт перед тобой!» И я смотрю, изучаю, растворяюсь в нем, сливаясь в единое целое. И в этот момент я понимаю, что никогда не отпущу этого мужичину. Вместе, до последнего дня. И никак по-другому.
Нас накрывает. Но это уже не имеет значения. Мы где-то далеко и не слышим собственных хрипов и стонов, не чувствуем боли от впившихся в кожу ногтей, не ощущаем, как стискиваются наши объятия, как губы жадно терзают друг друга. Мы ничего этого не видим. Ничего этого нет. Есть только любовь. Чистая, светлая, как небо в ясный морозный день зимы. Дарующая надежду, вселяющую в души потерянных веру в лучшее.
Глава 26
Лена
— Ты как? Согрелась? — в проеме двери появляется Макс. На нем лишь короткие шорты ярко-салатового цвета, а в руках любимого поднос с едой.
Он ставит его мне на колени. Макс улыбается, наблюдая за тем, как я пытаюсь выбраться из-под десятка слоев одеял, в которые он укутал меня после того, как мы вернулись домой.
— Мне кажется, ты слишком кутаешь меня.
Евграфов только улыбнулся довольно.
— Так надо. Ты же не хочешь заболеть. Кто мне будет завтра подавать скальпель на операции?
Я хотела сказать ему, что тот единственный чих не от холода, а от того, что он прямо перед моим носом встряхнул свою футболку. Я хотела сказать, что мне жарко, и я чувствую себя цыпленком на гриле. Но все вылетело из головы в один миг.
— Только не это, — слетело само с губ.
— Ты должна начинать это делать. Практика на то и практика, чтобы бороться со своими страхами.
Иногда мне кажется, что он издевается надо мной. Бороться со страхами… ага, как же. Почему же тогда он не назначает Светку главной по уборке операционных? Или не дает ей бумажную работу? Она всего этого ой как боится. Нет, Евграфову нравится испытывать меня.
