— Что ж, если вы уверены…
Не дожидаясь, пока Джордж уйдет с террасы, Родни выдвинул вперед тростниковое кресло и вальяжно устроился в нем — этакий благородный английский джентльмен, волею судеб оказавшийся за границей.
Чертыхаясь про себя, Джордж стащил лодку кузена Томеу Рафаэля по стапелям и спустил на воду. Она была длинная, тяжелая и неуклюжая, да еще с одним веслом, так что Джорджу пришлось перебрасывать его из руки в руку. Получалось не очень, и Джордж злился все сильнее, потому что Родни Экланд с его гладкой холеной физиономией и ровным вкрадчивым голосом, в безупречном сером костюме, пялился на него с террасы Каса Барко. Джордж греб вперед, обливаясь потом и бормоча проклятия, по направлению к Эклипсу; время от времени он громко звал Селину, но ответа не было.
Кое-как он обошел на своем утлом суденышке якорный канат яхты, закрепленный на корме, и немедленно увидел Селину, сидевшую, как русалка, на одной из скал дальнего берега. Она поднялась по лестнице, ведущей с пляжа к одной из похожих на свадебный торт нарядных вилл, притаившихся в тени сосен, и сидела, обхватив руками колени; ее длинные мокрые волосы, обвивающие шею, блестели на солнце словно мех морского котика. Лодка Рафаэля проскользнула под траверзом левого борта Эклипса. Джордж положил неподъемное весло, поднялся на ноги, и, поднеся руки ко рту, громко окликнул ее.
— Селина! — Оклик прозвучал угрожающе, и она сразу же подняла голову. — Плыви сюда, нам надо поговорить.
После секундного колебания она встала и сбежала вниз по ступенькам, потом нырнула в воду и поплыла к лодке. Борта оказались для нее слишком высоки, поэтому Джорджу пришлось схватить ее под мышки и втащить в лодку, — Селина была мокрая и скользкая словно только что пойманная рыбка. Они присели на скамьи лицом друг к другу, и она сказала:
— Прости! Тебе понадобилась лодка?
Он подумал, что любая другая женщина, прежде чем обмолвиться с ним хоть словом, потребовала бы извинений за его поведение прошлой ночью. Однако Селина не была похожа на других.
— Надеюсь, ты не сердишься, что я ее взяла…
— Нет, конечно.
— Когда я спустилась, ты еще спал. Я впустила Хуаниту.
Он смотрел на Селину, не слыша ее слов, пытаясь примириться с убийственным знанием о том, что она выходит за Родни Экланда, была с ним помолвлена все это время и ни слова ему не сказала.
— …твоя подруга в порядке? Надеюсь, она не слишком рассердилась.
— Подруга? А, Фрэнсис! Понятия не имею, сердится она или нет. Прямо ночью она уехала назад в Сан-Антонио. Собственно, ты ни в чем не виновата. Она успокоится и все будет забыто.
— Мне не надо было возвращаться в Каса Барко, теперь я это понимаю, но…
Он не мог больше это выносить.
— Селина…
Она нахмурилась.
— Что-то случилось?
— Послушай. В Каса Барко тебя кое-кто дожидается. Родни Экланд приехал за тобой из Лондона.
Она будто окаменела. Потом прошептала: «Родни», — беззвучно, одними губами.
— Он прилетел сегодня ночью. Вернулся из Борнмута, узнал, что ты в одиночку отправилась в Сан-Антонио и сел на первый же рейс. Я сказал ему, что я не твой отец, и он, признаюсь, не был удивлен. И теперь он хочет с тобой поговорить.
Внезапно подул холодный бриз, и Селина поежилась. Джордж обратил внимание на то, что она спрятала свою золотую цепочку под бюстгальтер подаренного им бикини — теперь он знал, что на ней висит вовсе не крестик. Он протянул руку, взялся за цепочку, вытащил ее наружу и тут же во все стороны разлетелись острые стрелы бриллиантовых бликов от обручального кольца, подаренного Селине Родни Экландом.
— Селина! Почему ты мне не сказала?
Глаза ее в этот момент были такой же синевы, как сапфир в центре кольца, которое Джордж держал у нее под подбородком.
— Я не знаю.
— Ты помолвлена с Родни?
Она кивнула.
— Ты выходишь замуж в следующем месяце.
Снова кивок.
— Но почему это надо было держать в секрете?
— Не было никакого секрета. Я рассказала Родни о тебе. Сказала, что, по-моему, Джордж Дайер — мой отец. Я хотела, чтобы он полетел вместе со мной разыскивать тебя. Но он не смог. У него было дело в Борнмуте, и он был уверен, что я не решусь ехать одна. Он сказал, если ты мой отец, то окажешься в неловком положении из-за моего неожиданного появления. А если нет, то я просто прокатаюсь понапрасну. Он не понял, насколько это для меня важно — иметь корни, семью, по-настоящему принадлежать кому-то.
— Ты давно его знаешь?
— С самого детства. Его контора вела дела моей бабушки. Бабушке он очень нравился, и она хотела, чтобы я вышла за него замуж.
— И вот ты выходишь…
— Да. В конце концов я всегда делала так, как хотела она.
В темных глазах Джорджа промелькнуло сочувствие — его жалость была Селине невыносима.
— Мы уезжаем из Куинс-гейт. У нас прекрасная современная квартира в новом районе. Она очень светлая, и вид из окон чудесный. Агнес переезжает с нами. И я уже купила свадебное платье. Белое, очень-очень длинное. С треном.
— Но ты прячешь обручальное кольцо и не хочешь носить его на пальце.
— Просто я думала, что ты мой отец. Я хотела, чтобы в нашу первую встречу ты увидел во мне меня саму, а не то, что я принадлежу кому-то, и не образ жизни, который я веду.
— Ты его любишь?
— Вчера я задала такой же вопрос тебе, но ты не ответил.
— Это другое дело. Мы говорили о моем прошлом, а сейчас речь о твоем будущем.
— Да, я знаю. Вот почему это так важно.
Он молчал. Селина подняла руки и расстегнула золотую цепочку. Кольцо соскользнуло, она подхватила его и надела на палец, а потом снова застегнула цепочку на шее. Ее движения были слаженными и уверенными. Она сказала:
— Не будем заставлять Родни ждать.
— Да, конечно. Ты садись в лодку, а я погребу за тобой в этом рафаэлевом корыте. Только смотри, не сбеги не попрощавшись.
— Я никогда бы так не сделала. Ты же знаешь!
Через некоторое время Родни понял, что дожидаться на террасе слишком жарко. Он мог бы снять пиджак, но на нем были подтяжки, и ему казалось, что есть что-то неприличное в том, чтобы демонстрировать их окружающим, поэтому он встал с тростникового кресла и прошел в дом. Там было прохладно, и Родни стал бродить туда-сюда, оценивая его необычное устройство, поэтому не заметил, когда Селина бесшумно поднялась по ступеням террасы и позвала его по имени.
Оборвав свою экскурсию, Родни на мгновение замер на месте, а потом резко развернулся. Она стояла в дверном проеме — он глядел на нее и не верил собственным глазам. Он не представлял себе, что за столь короткое время человек может так сильно измениться. Селина с ее бесцветной кожей и бесцветными волосами никогда не казалась ему особенно яркой — внешность ее оживляли разве что ярко-синие, как у сиамской кошечки, глаза. Но сейчас она была загорелая, а волосы, все еще мокрые после купания, выгорели на солнце и отливали золотом. Ее бикини, по мнению Родни, находилось в одном шаге от откровенной безвкусицы, и пока она стояла в дверях, глядя на него, огромная белая кошка, которая до того грелась на террасе, умильно обвилась вокруг ее голых ног.
