Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 50
— Это нелепо.
— Почему?
— Он был безобиден. И у него не было причин убивать.
— Но как быть с Дженни Брук? Разве это не причина?
— Его заблуждением была не Дженни. Он смирился с ее смертью как с неизбежностью.
Кейт нахмурилась:
— В чем тогда была его навязчивая идея?
— Это касалось ребенка. Кто-то из докторов сказал ему, что ребенок остался жив. Будто ребенок родился живым и не умер потом, как говорили. Вот тогда что-то повернулось у него в голове и превратилось в манию, в наваждение, что его дочь жива. Каждый август он отмечал ее день рождения. Он говорил нам: «Моей дочери сегодня пять лет». Он хотел ее найти. Хотел воспитывать как маленькую принцессу, покупать ей платья и кукол и все, что нравится девочкам. Но я знаю, он не пытался ее искать. Он боялся правды — вдруг она на самом деле умерла.
Начавшийся дождь заставил их взглянуть на небо. Поднялся ветер, и персонал начал собирать больных и уводить в здание.
— Существует ли возможность, что он был прав? — спросила Кейт. — Что девочка осталась жива?
— Никаких шансов. Ребенок мертв, доктор Чесни. И он существовал пять лет лишь в воображении Чарльза Декера.
Она ехала по шоссе, обратно к дому Джинкс, повторяя про себя слова доктора Немечека.
Если все-таки девочка жива, на кого она похожа? У нее темные, как у отца, волосы? В ее глазах такой же свет вечности, как у матери? По дороге стлался туман. И вдруг прорезался луч солнца, и вместе с ним ее внезапно настигло прозрение. Вместо лица Дженни всплыло в памяти другое лицо, очень похожее. Как она не видела раньше, это же было очевидно!
Ребенок Дженни Брук жив.
И ему пять лет.
— Где ее носит? — Дэвид бросил телефонную трубку. — Немечек сказал, что она уехала от него в пять. Она давно должна быть дома.
Он с раздражением взглянул на Фила Гликмена, который, безмятежно орудуя палочками, ловко отправлял в рот порцию за порцией китайской лапши.
— Да, дело все запутаннее, — согласился тот, — началось с обычной врачебной халатности и кончилось убийством. И не одним. Что дальше?
— Хотел бы я знать, — вздохнул Дэвид, глядя в окно. Облака сгустились, стало сумрачно. Обычно в это время он собирал бумаги в портфель и ехал домой.
— Что за способ убивать, перерезая горло, — продолжал Гликмен. — Я имею в виду море крови… Надо быть очень хладнокровным.
— Или окончательно впасть в отчаяние.
— И нелегко это, надо знать точно, где проходит артерия. Есть много более легких способов.
— Ты что — обдумывал способ?
— У каждого есть свои темные фантазии. Подкараулить любовника жены в темном переулке. Отомстить подонку, напавшему на тебя. И это не так трудно — совершить убийство. Если достаточно мозгов, чтобы все спланировать. — Он поддел палочками очередную порцию. — Например, яд. Тот, что убивает быстро и не оставляет следов. Идеальный способ.
— За исключением одного.
— А именно?
— Какое удовлетворение от такого предприятия, если твоя жертва не испытывала мучений?
— Это проблема. — Гликмен подумал. — Можно заставить их сначала бояться. Ну, всякие угрозы. Телефонные звонки. Предупреждения.
Дэвид вспомнил череп на стене в комнате Кейт. Ему все больше становилось не по себе. Он встал, начал бросать бумаги в портфель.
Нечего здесь больше торчать, он может с таким же успехом беспокоиться и в доме матери.
— Знаешь, одна вещь меня больше всего удивляет в этом деле, — сказал Гликмен.
— Что ты имеешь в виду?
— ЭКГ. Танака и Рихтер были убиты самым кровавым способом. Почему убийца выбрал в случае с Эллен О'Брайен смерть, похожую на сердечный приступ?
— Работая у прокурора, я понял, что убийство не поддается логике.
— А мне кажется, что наш убийца пошел на это, чтобы переложить вину на доктора Чесни.
Дэвид, который уже был у двери, вдруг остановился.
— Как ты сказал?
— Что он пошел на все эти хлопоты, чтобы…
— Нет, ты сказал «переложить вину»?
— Я сказал? Ну да.
— Кого привлекут, если человек умирает на операционном столе?
— Ну, вина обычно делится поровну между… — Гликмен замолчал. — О господи! Почему я не подумал об этом раньше?
Дэвид уже набирал номер полиции, проклиная себя, что был так долго слеп. Убийца был все время рядом. Наблюдал. Ждал. Он знал, что Кейт пытается все расследовать, и она уже близка к разгадке. И он испугался. И поэтому появилась надпись на стене. И слежка за машиной.
Напуган достаточно, чтобы убить еще раз.
Было пять тридцать, и почти все служащие регистратуры уже разошлись. Девушка-регистратор неохотно взяла у Кейт листок с запросом и пошла к компьютеру. Немного погодя она сказала:
— Этот пациент умер.
— Я знаю. — Кейт вспомнила, как уже пыталась получить здесь информацию.
— Значит, дела здесь нет. Оно в архиве.
— Я знаю. Не могли бы вы найти его для меня?
— Надо перерыть целый ряд папок. Почему бы вам не прийти завтра?
Кейт попыталась ее убедить:
— Мне очень нужно сейчас. — У нее чуть не вырвалось, что речь идет о жизни и смерти.
Девушка взглянула на часы и неохотно пошла в комнату архива.
Через пятнадцать минут она вернулась и отдала Кейт папку с делом.
Кейт села за стол в углу холла и прочла на обложке: «Брук. Ребенок женского пола».
Ее не успели назвать.
В деле был сертификат о смерти, скупая запись: смерть наступила 17 августа в 2.00 от кислородного голодания мозга. Свидетельство о смерти подписано доктором Танакой.
Она взяла принесенную с собой копию карты Дженни Брук. В который раз внимательно прочла вновь, строчку за строчкой. 28 лет, нормальное протекание беременности, никаких предупреждений о возможном осложнении. Роды вовремя. И вдруг взгляд задержался на примечании мелкими буквами внизу страницы. В 16 недель из матки взяли жидкость на обязательный анализ. А раз так — они заодно определили пол ребенка. Но результата анализа в отчете не оказалось. Кто-то изъял его. Ей вдруг стало жарко, и она обернулась к девушке:
— Мне нужно еще одно дело.
— Надеюсь, не из архива.
— Нет.
— Имя?
— Уильям Сантини.
Через минуту дело было в руках Кейт. Вдруг она засомневалась: а хочет ли на самом деле узнать правду? Наконец, открыла.
Копия сертификата о рождении.
Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 50
