— Ну чего не бывает в жизни?
— Нет, Ален, смею тебя заверить — это не костюм.
— В любом случае — настоящий он или фальшивка, но он рассказал нам все, что знает о себе, — подвел итог Ален. — А, значит, он был с нами искренен.
Братья усмехнулись, обмениваясь многозначительными взглядами.
«Опять пошел рассуждать. Для принца главное — вовремя вынести справедливый приговор» — можно было прочитать в их глазах.
Они стали распрягать коней. Ален расчесал гребнем гриву скакуна.
— Может он и в самом деле стар, как рассказывает о себе, но вот только зачем этот колдун поставил его на пути?
Братья задумались, размышляя над этим вопросом.
Затем Джеффри предположил:
— Искушение? Нас пытаются соблазнить и задобрить?
— А зачем? — удивился Ален. — Чтобы насмерть закормить яблоками? Нет, высокомерие и несправедливость…
Принц примолк, размышляя.
Грегори одобрительно кивнул.
— Верное замечание, братец. Когда этот Яблочник здесь бушевал, мы могли решить, что это нападение и дать ему отпор.
— И что дальше? — пожал плечами Джеффри. — Какой отпор — кому? Этой старой коряге, единственное преступление которой в том, что она поставлена охранять сады?
— Есть многие, кто мог бы позаботиться о садах, — хмуро заметил Ален. — Но какой вред причинил нам в самом деле этот грубиян?
— Уже хотя бы тот, что чуть не вывел нас из себя.
Вот уже сколько времени мы только о нем и разговариваем, — пояснил Грегори. — К тому же, в самом деле, мы могли применить силу не по назначению. А это уже отступление от верного пути.
— Да, мы в таком случае выглядели бы задирами и хулиганами, — скривился Ален. — В самом деле, нехорошо могло получиться: во время благородного похода ради добра и справедливости мы рисковали совершить поступок, несообразный с рыцарской честью.
Рыцарь ведь не может быть жестоким или несправедливым.
— Ну, жестоким-то, положим, иногда может, — заметил Джеффри.
— А вот несправедливым — никогда!
Джеффри махнул рукой и чуть не выбросил огрызок — но вовремя вспомнил обещание, данное Яблочнику, и с отвращением на него посмотрел:
— Никогда не ел огрызков, но сегодня придется.
Чувствую себя прямо конем. Ешь, ненасытная утроба! — и проглотил остаток яблока вместе с черенком и семечками. — Так что я скоро дам жизнь новым садам.
— Получается, рыцарям недостойно, используя одну лишь грубую силу, быть чуждыми справедливости и настраивать против себя мирное население, — возобновил разговор Ален.
— Вот вам пример из прошлого, — сказал Грегори. — Саксы никогда бы не завоевали Англии, когда бы король Вортигерн не призвал их к сотрудничеству для борьбы со своим соперником Утером.
— Всего лишь легенда, — но принц ощутил укол беспокойства.
— Другие короли посчитали это выгодным — звать на войну солдат соседа, — пояснил ему Джеффри, — и вскоре выяснилось, что по окончании войны солдаты вовсе не желают покидать завоеванной территории.
— Я наслышан о таких историях, — Ален мрачнел все больше. — Одни остаются, чтобы воевать дальше.
Другие просто чтобы высосать все жизненные соки из завоеванной страны, а затем с триумфом возвращаются домой, нагрузившись трофеями и пленниками.
— Жизненные соки! — Джеффри недоуменно уставился на него. — Что-то вроде вампира? Он тоже не. может войти в дом, пока его не пригласят!
Все трое молодых людей в ужасе уставились друг на друга.
Затем Ален приглушенно спросил, словно опасаясь вспугнуть близкого и невидимого противника:
— Так вот для чего эти монстры! Вот в чем их цель!
Напугать крестьян, пока они не запросят помощи у волшебника, который прячется в тумане?
— Волшебника, который посылает в наши земли чародейские токи, поднимая из небытия монстров, — добавил Грегори, — но не может явиться сам, пока его не пригласят?
— То есть — он не может появиться здесь телесно без этого приглашения!
— Не только приглашения его тела, но и его армий! — Джеффри отложил скребницу и потрепал коне по холке. — Думаю, нужно как можно скорее найти это туманное облако и положить конец потоку монстров, атакующих оттуда наши земли.
— Надо спешить, пока не появились жадные дураки. Глядишь, еще попросят помощи у тех, кто ищет нашей погибели! — Ален тряхнул светлыми кудрями. — Эту ночь, похоже, придется провести в пути!
— Но мы не сможем вступить в бой голодными и изнуренными от усталости, — возразил Джеффри. — Всякому солдату известно, что без привала и обеда войны не бывает.
— Ну ладно, ладно! — со вздохом сказал Ален. — Не будем изменять этому древнему воинскому правилу, тем более что ты сейчас вспомнишь еще десяток таких.
Но с рассветом вы готовы погнаться за туманом? Думаю, нам не придется долго его искать!
Они тронулись в путь, когда солнце еще только начинало свой путь из-за горизонта. Первые два часа прошли без приключений; местность с виду казалась мирной и процветающей: наливались колосья нив и пажитей, уже готовые к уборке урожая. Молодые люди вышли на перепелиный выводок, и Джеффри мигом достал и раскатал пращу. Он вложил в чашку камень и стал раскручивать ее над головой, но в этот момент из-за куста выскочила лиса, распугав птиц, разлетевшихся по сторонам.
Джеффри выругался, с трудом удержавшись от того, чтобы не прибить лисицу, и поймал свинцовый шар левой свободной рукой.
— Еще бы десять секунд — и свежий деликатес на завтрак был бы обеспечен!
— Как может свежее так дурно пахнуть? — удивленно переспросил Ален.
Джеффри уставился на него, поскольку еще никогда не слышал, чтобы Ален шутил. Затем до него дошло и он воскликнул:
— Вот загадка! Как думаешь, Грегори, может вонь быть свежей или свежесть — вонючей?
— Это сказал Шекспир, — поморщился Грегори. — Нет, тут дело не в перепелах. Может, просто яблоко загнило под деревом?
Джеффри тряхнул кудлатой головой.
— Раз гниет, значит, не может быть свежим, даже если не было сорвано. — Он покосился на Алена. — Не предполагал, что ты знаешь ответ.
— Ответ? Мой? — Ален усмехнулся. — Я и вопроса не понял!
Так, дружески беседуя, и поддевая друг друга на тему возможных решений парадокса, они проехали все утро. Вскоре обнаружилось, что они выехали на очередной склон холма, так что их ничуть не удивило, когда растительность стала попадаться все более низкорослая, пока не исчезла совсем, и пышные вспаханные поля сменились бескрайней пустошью, поросшей одним вереском и папоротником.
