— Почему ты плачешь? — тихо спросил Арин.
От его слов слезы полились еще сильнее.
— Кестрель…
Она прерывисто вздохнула.
— Потому что, когда отец вернется, я скажу ему, что он победил. Я пойду в армию.
Арин помолчал.
— Я не понимаю.
Кестрель пожала плечами. Какая ей разница, понимает он или нет?
— Ты откажешься от музыки?
— Да. Придется.
— Но ведь он дал тебе время до весны. — Голос Арина по-прежнему звучал растерянно. — Ты еще можешь передумать. Ронан… Ронан ради тебя готов молиться самому богу душ. Он сделает тебе предложение.
— Уже сделал.
Арин не ответил.
— Но я не могу.
— Кестрель…
— Не могу.
— Кестрель, прошу тебя, не плачь.
Он осторожно прикоснулся к ее лицу, провел большим пальцем по щеке, мокрой от слез. Это еще сильнее ранило Кестрель. Больно было понимать, что его жест — в лучшем случае проявление сочувствия. Наверное, Арин волнуется за нее. Но этого мало.
— Почему ты не можешь выйти за него? — прошептал он.
Она нарушила данное себе обещание и посмотрела ему в глаза.
— Из-за тебя.
Рука Арина дрогнула. Он опустил голову, и его лицо скрыла тень. Потом он соскользнул со своего сиденья и опустился на колени перед Кестрель. Потянувшись к ней, мягко раскрыл ее сжатые в кулаки пальцы и вложил ее руки в свои ладони, словно держа воду в горсти. Сделал глубокий вдох.
Она хотела остановить его, готова была оглохнуть, ослепнуть, превратиться в дым. Она бы заставила его замолчать, охваченная в равной мере страхом и желанием, которые уже невозможно было отличить друг от друга. Но он сжимал ее руки в своих, и она ничего не могла поделать.
— Я хочу того же, что и ты, — прошептал Арин.
Кестрель отшатнулась. Это невозможно. Наверное, она не так поняла его слова.
— Мне тяжело было в это поверить. — Арин поднял голову, чтобы она могла видеть его лицо и глаза, исполненные чувства. Надежды.
— Но ведь твое сердце уже занято, — возразила она.
Он нахмурился, на лбу появились морщинки, но потом снова разгладились.
— О нет, все совсем не так. — Он коротко рассмеялся, и этот смех показался Кестрель мягким и неожиданно сильным. — Спроси меня, зачем я ходил на рынок.
Это была жестокая просьба.
— Мы оба знаем зачем.
Он помотал головой.
— Представь, что ты выиграла у меня в «Зуб и жало». Зачем я туда ходил? Ну же, спроси. Не затем, чтобы встретиться с девушкой, которой нет.
— Как… нет?
— Я солгал.
Кестрель ошеломленно моргнула.
— Тогда зачем же ты ходил на рынок?
— Мне просто хотелось свободы. — Арин невольно провел пальцами вдоль виска, потом, спохватившись, неловко убрал руку.
Внезапно Кестрель поняла, что значит этот жест, который она видела уже много раз. Это была старая привычка. Он пытался смахнуть с виска призрак своих длинных прядей, которые Кестрель приказала отстричь.
Она наклонилась и коснулась его виска губами. Арин мягко обнял ее одной рукой. Его щека прижалась к ее щеке. Потом он поцеловал ее в лоб, в закрытые веки, в шею. Их губы встретились. Кестрель почувствовала соленый привкус собственных слез, потом поцелуй стал глубже, и она поняла, что, должно быть, испытывал Арин, когда рассмеялся минуту назад. Это было нежное безумство… и безумная нежность. Она чувствовалась в движении его рук, которые скользили по ее платью. Жар его тела проникал сквозь тонкую ткань, заполняя Кестрель изнутри. Она все крепче прижималась к Арину.
Он слегка отстранился.
— Я еще не все тебе рассказал, — торопливо произнес он.
Карета качнулась, и на мгновение они вновь невольно прижались друг к другу.
Кестрель улыбнулась.
— У тебя есть еще какие-то воображаемые друзья?
— Я…
Тишину ночи нарушил грохот взрыва, прозвучавшего вдалеке. Послышалось испуганное ржание, одна из лошадей взбрыкнула. Карета затряслась, и Кестрель ударилась головой об оконную раму. Раздался крик кучера, свист хлыста. Карета остановилась. Рукоять кинжала больно ткнула Кестрель в бок.
— Кестрель? Ты цела?
Наполовину оглушенная ударом, она потрогала голову. На пальцах осталась влага.
Прозвучал второй взрыв. Карета снова вздрогнула — это дернулись в упряжке лошади. Но на этот раз Арин крепко держал Кестрель. Она посмотрела в окно на город и увидела странное свечение в небе.
— Что это?
Арин помедлил.
— Порох, — ответил он. — Первый взрыв был в казармах городской стражи. Второй — на оружейном складе.
Он мог просто высказать свою догадку, но по тону его голоса Кестрель поняла, что это не так. Она уже знала, что все это значит, но одновременно отчаянно не желала принимать это знание, позволяя себе задуматься лишь над тем, что сейчас происходит в городе: на них напали. Спящие стражники погибли. Враги растаскивают оружие со склада.
Кестрель выскочила из кареты. Арин бросился следом.
— Кестрель, вернись!
Она его не слушала.
— У тебя кровь, — сказал Арин.
Кестрель бросила взгляд на кучера-гэррани, который изо всех сил натягивал поводья, осыпая ругательствами непослушных лошадей. Свет над городом разгорался: начинался пожар. Она посмотрела на дорогу. До виллы оставалось всего несколько минут пути.
Кестрель сделала шаг по направлению к дому.
— Нет! — Арин схватил ее за руку. — Мы должны вернуться вместе.
Лошади притихли. В тишине раздавалось лишь нестройное фырканье и перестук копыт. Разум Кестрель зацепился за одно-единственное слово: «должны».
Знание, от которого она отвернулась, больше невозможно было игнорировать.
Почему Арин просил ее не пить вино? Почему нельзя было пить вино?
Она подумала о Джесс и Ронане, обо всех, кто остался на балу.
— Кестрель… — Арин говорил тихо, но настойчиво, словно собираясь ей что-то объяснить. Она ничего не хотела слышать.
— Пусти.
Он убрал руку и понял, что она обо всем догадалась. То, что ждало ее дома, было не менее опасно, чем порох и отравленное вино.
И Арин, и Кестрель понимали, что сейчас — посреди дороги, ночью, без помощи — у нее мало выбора.
— Что происходит? — К ним подошел кучер. Он тоже уставился на сияние, разливавшееся над городом. Потом он взглянул Арину в глаза и выдохнул: — Пришел бог возмездия.
