А. фон Ле Кок постоянно отправлял ящики с древностями и отчеты о проделанной работе в Берлин. Спонсоры были в восторге, большой интерес к реликвиям проявил кайзер Вильгельм II. Амбициозный ученый, возглавивший экспедицию в силу весьма неординарных обстоятельств, явно спешил сделать себе имя. Его планам в какой-то мере мешали указания А. Грюнведеля, который предлагал отложить на более поздний срок раскопки в особо интересных местах. Получив очередное письмо, где сообщалось о задержке отъезда А. Грюнвиделя из Германии, А. фон Ле Кок решил рискнуть и направился к пещерному комплексу Безеклык, нарушив все инструкции. О том, что произошло в этом монастыре, читатель узнал в третьей главе.
Лэнгдон Уорнер
Следует подчеркнуть, что у А. фон Ле Кока с А. Грюнведелем сложились натянутые отношения. Во многом это было обусловлено подспудным соперничеством за руководство указанными экспедициями, но главной причиной конфликта стал описанный выше метод работы.
А. Грюнведель, для которого каждый археологический объект существовал в едином пространстве, полагал, что «изъятие фресок ничуть не лучше охоты за сокровищами и грабежа». В своей деятельности он преследовал сугубо научные цели, поэтому всегда очень тщательно срисовывал фрагменты настенной живописи, аккуратно составлял топографические схемы пещерных комплексов.
А. фон Ле Коку мешал не только А. Грюнведель, раздражение у него вызывали и специалисты из России, работавшие во время второй немецкой экспедиции в районе Лэнгдон Уорнер города Куча (вторая половина 1905 г.), — М. М. и Н. М. Березовские. Любопытно, что братья довольно успешно сотрудничали с французской экспедицией во главе с П. Пельо.
Они в основном активно собирали древние монеты, снимали схематические планы, делали фотографии, акварельные копии и кальки с настенных росписей. Поскольку Н. М. Березовский был по профессии художником, братья подготовили альбом, озаглавленный «Орнаменты на фресках. Китайский Туркестан. Кучарский округ». Он включает акварельные зарисовки фресок и их деталей. В развалинах буддийских храмов они обнаружили следы древних фресок, обломки большой глиняной фигуры, фрагменты терракотовых скульптур. В Кызыле М. М. Березовский собрал обломки статуй и деревянной резьбы, фрагменты рукописей, обрывки шелковых тканей, бляшки и бусы, др. Там же он нашел алебастровые формы для изготовления деталей скульптур. Интересные находки были сделаны в Субаши, Кумтуре, Кирише. Представленные материалы поступили в Музей антропологии и этнографии АН СССР, а в 1934 году были переданы в ленинградский Эрмитаж.
Не хочу, чтобы у читателя сложилось впечатление, будто русские ученые, проводившие исследования в Синьцзяне, выглядели стопроцентными «чистюлями» на фоне европейских «монстров». Так, участники экспедиции Д. А. Клеменца 1898 года, побывавшие в Турфанском оазисе и обследовавшие за несколько месяцев не менее полутора десятков комплексов, привезли в том числе и ограниченное количество небольших фрагментов древних росписей, отделенных от стен пещерных монастырей и храмов. А. Грюнведель, кстати, позднее отмечал, что первоначальный план его экспедиции (осень 1902 г. — весна 1903 г.) был разработан в 1899 году «непосредственно после посещения Берлина русскими академиками В. В. Радловым и К. Г. Залеманом, а также путешественником по Турфану Д. А. Клеменцем».
Очень помогла специалистам из Германии и изданная Д. А. Клеменцем в 1899 году на немецком языке книга о результатах изысканий с многочисленными фотографиями и большой складной картой, где были точно указаны все выявленные объекты. Как считают западные авторы, «русские фактически преподнесли немцам Турфан в качестве подарка».
Объективности ради надо признать, что объем работ в Синьцзяне ученых-археологов из России в те годы не шел ни в какое сравнение с масштабом деятельности экспедиций из Германии, Англии, Франции, а также Японии (три экспедиции в августе 1902 г. — феврале 1904 г., октябре 1908 г. — сентябре 1909 г. и октябре 1910 г. — ноябре 1914 г.). По сложившейся в нашей стране давней традиции, на науке решили в очередной раз сэкономить. Академик Щербатской, например, писал: «К сожалению, тогдашнее правительство не нашло возможным сразу же ассигновать средства на осуществление… русской экспедиции, между тем как экспедиции английская, французская, три германских и несколько японских одна за другой избороздили Сериндию вдоль и поперек. Результатом этого было то, что, когда наконец явилась на место русская экспедиция, значительная часть древностей оказалась увезенной в разные музеи Европы и Японии, а много памятников оказались просто разрушенными при попытке снятия их с места для перевозки».
Ему вторил С. Ф. Ольденбург: «Русским ученым и на этот раз, как бывало и бывает нередко, пришлось отойти на время от начатого ими вполне успешного дела, которое перешло в руки иностранных, в первую очередь немецких, ученых, получивших в своей стране средства на экспедицию. Только много лет спустя, при условиях гораздо менее благоприятных, русским ученым удалось продолжить дело Д. А. (Клеменца. — Н. А.)».
«Разведочная археологическая экспедиция в Китайский Туркестан» под руководством С. Ф. Ольденбурга состоялась лишь в 1909–1910 годах. Подобно А. Грюнведелю он всегда осуждал тотальное обрушение фресок в монастырях и храмах, хладнокровное изъятие культурно-исторических памятников из реально существующей среды. Выступив с докладом по итогам поездки, ученый говорил о необходимости покупки старинных предметов и рукописей на местах, для чего предлагал снабдить соответствующими средствами русских консулов в Урумчи и Кашгаре.
Более плодотворной была его экспедиция в Дуньхуан (май 1914 г. — апрель 1915 г.). Ее участники приобрели у местных жителей и вывезли в Россию большую коллекцию прежде всего фрагментов различных текстов из Дуньхуанской библиотеки, которые в настоящее время хранятся в Санкт-Петербурге. Формально она самая объемная— около 12 тысяч единиц, однако значительно уступает другим сопоставимым собраниям по количеству крупных и цельных рукописей, а также качеству имеющихся материалов.
Приходится констатировать, что отечественным ученым-археологам так и не удалось сделать крупных и ярких открытий в Синьцзяне, в отличие, скажем, от раскопок на территории нынешнего китайского автономного района Внутренняя Монголия. Возглавляемая видным исследователем Центральной Азии Петром Кузьмичем Козловым (1863–1935 гг.) монголо-сычуаньская экспедиция (1907–1909 гг.) в низовьях реки Эдзин-Гол обнаружила тогда руины древнего тангутского города Хара-Хото, упоминавшегося еще в документах первой половины XI века и разрушенного Чингисханом в 1226 году.
В то же время никто не может и предъявить им серьезных обвинений в хищении древних сокровищ данного региона. С точки зрения сегодняшнего дня это немаловажный фактор в добрососедских отношениях наших двух стран.
16 апреля 1926 года Николай Константинович Рерих сделал в своем дневнике еще одну интересную запись: «Дошли странные сведения о разграблении фресок Дуньхуана. Если эти сведения верны, то такое вандальство должно быть расследовано, как совершенно недопустимый факт разрушения почти единственного сохраненного памятника. Рассказывается, что «приехали какие-то «американские» торговцы, вырезали куски фресок и успели увезти много ящиков». Будто бы китайцы гнались за похитителями, но по обыкновению были неудачны. И в результате — искалеченный памятник. Ученый мир не должен оставить без расследования разрушение единственного памятника. Конечно, Прист (приятель семьи Рерихов. — Н. А.), бывший осенью в Дуньхуане, может дать достоверные и подробные сведения. Мы же можем лишь занести этот факт для сведения. Как будет возмущен Пельо, узнав о разрушении изученного и описанного им памятника. Здесь вся иностранная колония знает о случившемся».
